— Почему Джонни странный? — спрашиваю я.
— Пэйдж чувствует это, — отвечает Пэйдж. Я не вижу её глаз, но мне кажется, она ни на секунду не сводит их с меня. — У неё хорошо получается ощущать внутренний настрой людей. Снаружи они все одинаковы, но внутри…далеко нет.
Я прихожу в лёгкое замешательство. Ещё никто ни разу мне о таком не говорил. Может быть, она — засланный казачок? Проверяет дисциплинированность сотрудников корпорации. Нельзя выдавать себя. Ни в коем случае.
— Ты нервничаешь, — это звучит в утвердительной форме. Тем не менее, я оспариваю:
— Нисколько. Джонни просто удивлён. И вообще, если хочешь поговорить об этом, то в перерыве. Сейчас идут рабочие часы.
Пэйдж кивает. От меня не ускользает некий оттенок разочарования в этом нехитром жесте.
— Хорошо, — соглашается она. — Ты ведь ответственный сотрудник, на хорошем счету у руководства.
Издёвка? Насмешка?
Когда наступает перерыв, я увожу Пэйдж в холл и шепчу:
— Что за игры? Тебя послал совет директоров?
Она смеётся. Я слышу её смех, исходящий из-под застывшей холодной маски. Очень редкая эмоция. Я оглядываюсь по сторонам. Несколько человек обращают на нас внимание.
— Прекрати смеяться! — зло говорю я.
— Почему, если Пэйдж смешно? — невозмутимо спрашивает девушка.
— Здесь нет ничего смешного.
— Ты думаешь, Пэйдж заслали в ваш офис с целью выявить нарушителей социального режима?
— Может, и так.
Пэйдж прислоняется к стене и откидывает голову.
— Вечером после работы, — говорит она и намеревается уйти.
Я хватаю её за локоть.
— Что вечером после работы?
— Пэйдж кое-что покажет тебе.
С этими словами она возвращается на рабочее место. Остаток смены я не могу сконцентрироваться, поэтому медленно и скверно выполняю свою работу.
994
— Я веду записи, — заявляет Пэйдж во время прогулки по парку. Она настояла на разговоре в парке, в самом безопасном, по её мнению, месте.
От неожиданности я останавливаюсь, не в силах пошевелиться. И я не знаю, чему удивляться больше — тому, что она вела записи или тому, что она произнесла самое запретное из всех слов — «я».
— Это злостное нарушение порядка, — наконец, выдавливаю из себя я и добавляю стандартную для таких случаев фразу, прописанную в Уставе: — Джонни следует донести информацию до руководства «Персоны».
Я слышу усмешку.
— А почему Джонни до сих пор не донёс на себя?
Я чувствую, как сердце с глухим стуком падает к ногам. Это действительно проверка. Умелый блеф. Только к чему он, если им всё про меня известно? И тут до меня доходит.
— Всё ясно. Ты решила шантажировать Джонни?
— На кой чёрт мне это надо? Я тебе объяснила, что чувствую людей. И тебя я заприметила давно. Потом узнала, что ты дольше всех сохраняешь воспоминания, а это возможно лишь в одном случае — если ведёшь записи. Скажи, что я не права?
Я стою обездвиженный, не в силах ничего сказать, ни пошевелиться. Где-то в глубине души загорелся тусклый огонёк радости от осознания того факта, что я оказался не единственным в своём роде.
— Допустим, — говорю я, не выдавая своих чувств. — Ты хочешь обменяться воспоминаниями? Дневниками?
— Я хочу увидеть своё лицо. Ты далеко не первый, ведущий записи, кого я встречаю, но ещё ни разу мне не попадался хранитель зеркала.
— А про него ты откуда узнала? — удивляюсь я.
— От твоего друга.
— Дэннис? Он не забыл! Собака! — ругаюсь я. — Как он мог выдать мою тайну первой встречной незнакомке?!
— Пришлось применить некоторые уловки и остаточные навыки соблазнения.
Я не верю своим ушам.
— Ты его соблазнила?
— Да. Это было легче, чем я думала. Правда, Дэннис не смог скрыть правду от жены. Совесть замучила.
— Так вот откуда у него трещина, — в задумчивости произношу я. — А Джонни решил, что он пытался разбить маску.
Пэйдж качает головой.
— Он не из тех, кто на такое способен. Он — стопроцентный продукт «Персоны». Дисциплинированный, ответственный и не стремящийся заглянуть за кулисы.
Некоторое время я обдумываю всё сказанное.
— Если Джонни даст тебе зеркало, то они обязательно узнают, у кого ты его взяла, — говорю я. — После того, как они тебя непременно схватят.
— Как они узнают?
— Начнут проверять всех, с кем ты имела контакты в последний месяц. Доберутся до Джонни и обнаружат записи. Два плюс два равно…
— Пять, — говорит Пэйдж. — Я покажу тебе место, куда ты сможешь прятать свои записи на некоторое время. А ещё лучше — навсегда. Оно куда безопаснее личной квартиры.
— Что за место? — спрашиваю я.
— Не могу сказать, пока ты не передашь мне зеркало, — звучит ответ.
— Ещё такой момент: Джонни в любом случае лишится этого бесценного осколка. Навсегда.
— Зато он обретёт безопасное место для хранения дневника. Не будет проспаться по ночам в холодном поту и в страхе бать разоблачённым. А ещё, — Пэйдж заговорщически понизила голос, — мы можем провернуть всё и вдвоём. А если ты до сих пор не сподобился использовать зеркало для единственной дельной цели, то за каким чёртом оно тебе нужно в дальнейшем? Продолжай работать на благо «Персоны» как добропорядочный сотрудник, не задавая лишних вопросов. Бери пример с Дэнниса.
Я снова принимаю задумчивую позу. Очень заманчивое предложение. При условии, что девица не врёт.
— Джонни надо подумать, — говорю я и возобновляю прогулку. Пэйдж следует за мной, но намеренно начинает отставать.
— Жду ответа завтра утром на этом же месте за полчаса до начала рабочей смены, — бросает она мне вслед. — И ещё. Прекрати говорить о себе в третьем лице, когда мы вдвоём. Меня это нервирует.
995
Я возвращаюсь домой, сажусь на кровать и в тысячный раз прислоняю ладони к холодной маске. Это непростой выбор. Синица или журавль, рутинная безопасность или яркая смерть? Или того хуже. Никто не знает, что на самом деле представляет собой Утиль. Лишь слухи и молва.
Я ложусь спать в капсулу без готового решения.
В этот раз мне снова снится озеро. Удача! Будто я вернулся в тот момент, когда страх меня выдернул из сна в прошлый раз. Дэннис продолжает беситься как дитя и баламутить воду, чтобы я не смог увидеть гладкую отражающую поверхность. Я спокойно и без резких движений отступаю в сторону и терпеливо жду, пока мой друг не оказывается достаточно далеко. Заигравшись, он этого не замечает. Я застываю на месте и инстинктивно даже замедляю дыхание, дабы не создавать лишних колебаний.
Вода вокруг меня умиротворённо играет едва заметной рябью от лёгкого ветерка, илистая муть неумолимо оседает на дно. Момент истины близок. Я смотрю вниз. Концентрируюсь на своём отражении, но именно в этом месте ряби почему-то больше. Моё лицо размыто, я никак не могу уловить его черт. Дэннис понимает, что оказался слишком далеко. Он кричит мне не делать этого и бросается вплавь ко мне. К счастью, плавает он медленно, к несчастью — неумело, создавая чересчур много колебаний и брызг. Впрочем, он ещё достаточно далеко, и его заплыв не имеет никакого отношения к тому, что я не могу разглядеть своё лицо. Странная локальная рябь перемещается туда-сюда вместе со мной. В лихорадочных попытках всё-таки узреть отражение, я теряю осторожность и сам становлюсь источником водных колебаний.
Неожиданно меня посещает догадка. Это не рябь на воде, это Анархия разума.
Мне становится страшно, я перевожу взгляд на берег и вижу её. Ванесса стоит в белом купальнике и машет мне рукой. Её образ не расплывается, но берег слишком далеко, чтобы отчётливо разглядеть черты лица. На какое-то мгновение я забываю обо всём, словно переживая события прежней, навсегда ушедшей жизни заново, как в первый раз. Первый день знакомства, озеро, жаркий поцелуй и длинный берег несбывшихся надежд.
Потом я вспоминаю, что это всего лишь сон. Ощущение времени обманчиво, вражеский будильник может разбудить в любую секунду. Нельзя медлить. Я кричу Ванессе идти ко мне, но она игриво качает головой и зовёт меня к себе. Я устремляюсь к ней, но продвигаюсь катастрофически медленно. Сначала пытаюсь плыть, затем бежать по илистому дну наперекор упрямой воде, не желающей выпускать мои ноги из терпких объятий.
