— Мусуд, труби в рог! Пусть прекратят сечу.
— Да ты что, княжич! — воскликнул телохранитель. — Добить их осталось — раз плюнуть.
— А зачем добивать? Это лучшие новугородские вои, каждый из них золотом ценится. Их не убивать надо, а заставлять нам служить, — ответил княжич. — Труби в рог!
Делать нечего — хоть отрядом и заправляет старшой, но сын князя — всегда сын князя. Мусуд приложился к рогу. Звук рога поднялся до вершин сосен, загудел на берегу, заставив сражающихся приостановиться. Воины князя Ярослава, решив, что дан сигнал к отступлению — развернули коней и покинули поле боя. Александр, окруженный охраной, направил своего скакуна им навстречу.
— Почему не велел добить их, княже? — спросил старшой отряда Алдопий, когда их кони поравнялись. Хоть Александр и дал слово отцу, что будет ниже травы и тише воды, однако властные замашки княжича понуждали Алдопия отступать перед Александром.
— Добрый воин всегда пригодится, — сказал Александр, кивая на новугородских конников, оставшихся на поле боя. — Я говорю от имени отца. Вот если откажутся сдаться и служить — всех перерезать. За мной!
— Стой! — Мусуд вновь перехватил коня княжича. — Не вздумай к ним приближаться сам. Кто их знает! Не мечом — так стрелой достанут. Пусть старшой идёт или же я.
Александр хотел возразить, но понял, что тот прав, да и не дело князя идти миром мирится со смутьянами. Тогда княжич указал на старшого Алдопия — пусть он идёт к ним и договаривается. Старшой, хлестнув коня, поспешил к месту битвы. Новугородские воины, не зная, что их ждёт, настороженно наблюдали за возвращением врагов и держали оружие наготове. Алдопий остановил коня и поднял вверх правую руку, давая знак, что будет говорить.
— От имени князя Ярослава Всеволодовича! Сложите оружие и к вам проявят снисхождение. Вы не погибнете и будете служить князю Ярославу верой и правдой. Сложите оружие!
Долго длилось молчание. Затем гордые новугородцы крикнули в ответ:
— Знаем мы, как Ярослав держит свое слово! Верить ему нельзя! Что так умрем — обманутые и повешенные, что так — бою, но уж лучше в бою, чем как собаки! Хватит медоточить, сражайтесь!
Старшой оглянулся назад, на Александра. Княжич сидел прямо, на его юном лице застыло каменное выражение. Мусуд видел, что Александр взбешен словами новугородцев — они оскорбили его отца! Татарин был уверен, что сейчас остатки мятежной конной сотни будут атакованы, но ошибся:
— Мусуд, дай мне подъехать и сказать им! — обратился к нему княжич.
— Прости, княже, но — нет, — ответил Мусуд, покачав головой.
Следующий миг для него слился с яркой вспышкой света, резкой болью и потрясением от осознания того, что Александр ударил его. Хлестнул витнем по лицу, углом задев глаза, отчего и сверкнули звезды в голове Мусуда! Ловко так ударил, неожиданно — наставник и заметить не успел!
— Олекса! — вскричал Мусуд, ослепнув на правый глаз, а вторым как сквозь туман видя удаляющегося княжича. Чуя, как горячая кровь течет по щеке, татарин пришпорил скакуна, но нагнал его только тогда, когда Александр уже поравнялся с Алдопием.
Княжич вскинул вверх руку и заговорил:
— Слушайте, храбрые новугородцы! Имя мое Александр Ярославович, я сын князя Ярослава Всеволодовича. Говорю вам от имени своего отца: к смерти приговорены лишь те, что бесчинствовали на этих землях, грабили и жгли — вы же, достойные воины, защитники своего отечества — ни в чем не повинны! За что вы желаете принять смерть? За грехи трусливого боярина Водовика? Хватит с него и его собственной смерти, когда предстанет он перед моим отцом! Вам же — лучшие новугородские мужи — нет нужды нести кару! Вот вам слово князя: вас не призовут к ответу, если сложите оружие сейчас, признаете власть князя Ярослава и будете служить ему верой и правдой! Я так сказал!
Услышав голос Александра, новугородские конники растерялись — они не ожидали, что в нападающем отряде будет сын князя Ярослава. Бесстрашие княжича удивило их — он подъехал так близко, что его можно было сразить стрелой! И на то были причины: сколько бед его отец принес этим землям, сколько горя! Убей они сейчас Александра — жестокий Ярослав на себе бы испытал то, что терпели новугородцы, хороня невинных младенцев и отроков, скончавшихся от голода!
Но Александр предлагал мир и прощение! Если княжич сейчас погибнет от их стрелы — им никогда уже не вернуться в родной Новугород, не увидеть дома и милых сердцу людей… В конце-концов кто-то из конников крикнул:
— Даешь слово князя?
— Слово князя! — крикнул в ответ Александр, так, чтобы его все услышали.
Новугородцы переглянулись меж собой. На землю упали мечи, копья, луки и колчаны со стрелами.
— Сдаемся на милость князя!
Лицо Александра просветлело, он кивнул Алдопию — давая понять, что дальше должен распоряжаться старшой. Алдопий дал знак и переяславские ратники направились к противникам, чтобы собрать брошенное оружие. Новугородцы не сопротивлялись, ожидая, что им прикажет победившая сторона.
— Солнце село, — заметил княжич, поглядев на небо. — Ночевать придётся на полдороге.
Он повернулся к Мусуду и замер как громом пораженный. Татарин остановил своего коня вплотную к нему, но не пытался силой оттащить Александра на безопасное расстояние; он просто замер за спиной мальчика с напряженно вытянутой рукой — готовый стремительно схватить княжича и, уберегая от вражеской стрелы, перебросить на свое седло. Лицо и шея Мусуда были окровавлены. Лоб, переносица и щека были рассечены ударом, один глаз, полуприкрытый разорванным веком, вспух и был так залит кровью, что нельзя было понять, что от него осталось. Но Мусуд не пытался остановить кровь, он не думал о ране, он думал только об Александре!
— Мусуд! — выдохнул княжич. Он ударил кормильца в порыве гнева, который, вспыхнув, застлал Александру разум, понуждая добиваться желаемого любым средством. В тот миг он был готов убить Мусуда, если тот встанет у него на пути! Но это было в тот миг! А сейчас…
Сейчас Александр, видя рану Мусуда, побледнел, чувствуя ужас перед собственным поступком.
Ночевать и вправду пришлось на полпути к Торжку.
Старшой приказал отряду остановится у разоренной веси кривичей, где после мора и ушкуйничих набегов не уцелела ни одна душа — остались только черные ямы на месте землянок с клочками вереска и гнилой соломы. Алдопий расставил дозор вокруг становища, позаботился о том, чтобы Водовик был надежно окружен да и новугородские ратники были под надлежащим присмотром.
Ярославовы дружинники расседлали коней, развели костры, пристроили котелки. Над становищем вскоре завитал запах жирной похлебки, радующий всякого, кто пережил нелегкий, полный опасностей день. Мужики переговаривались меж собой, добродушно посмеивались, хлебая похлебку — не забыв накормить и примкнувших к отряду новугородцев.
Александр сидел у костра молча, стороной от всех. Он вперился взглядом в огонь, не в силах видеть Мусуда, устроившегося неподалеку. Поджав ноги под себя, Мусуд устроился на земле; изредка грязной скомканной тряпицей промокая рану на месте глаза, продолжающую кровоточить, татарин меж тем прихлебывал сытное варево из деревянной плошки, отмахивался от мошкары, и порою перебрасывался словом-другим с кем-нибудь из мужиков. Он держал себя так, будто бы и не случилось ничего! Будто и не хлестнул его Александр витнем на виду у отцовских воев — словно Мусуд был каким-то холопищем, а не кормильцем и телохранителем!
Сделанного не воротишь! Натворил Александр дел: Мусуда унизил, слово быть послушным, данное отцу, напрочь позабыл… Впрочем, княжич твердо знал: кормилец будет защищать его перед Ярославом несмотря ни на что. Знал и то, что Мусуд никогда не припомнит ему случившегося и останется ему наставником и верным охранителем. Но от знания этого было так тяжко и тошно, что хотелось Александру сунуть руку в огонь, чтоб болью затмить мучавшие его мысли!
Вымолвить бы хоть что-нибудь, признать злую ошибку, средоумность свою, горячность! Да не умел княжич говорить слов раскаяния, не учили его им, не требовали с него этого никогда.
