— Нет, старшая, — загомонили парни, косясь друг на друга. — Ну вы чего, старшая? Мы и не думали.
— Да-да, я так и поняла. Сама же такой не была, конечно, и три сотни таких же не прошли через мои руки раньше вас, — покачала Лая головой. — Дам вам ещё один совет.
Какой-то смельчак подскочил и с жаром принялся доказывать:
— Старшая, да не будем мы ничего утаивать от города. Правда.
Под взглядом Лаи смельчак сник, замолчал, и тогда она продолжила:
— Дам совет — знайте меру. Утаивайте немного. Город у нас на самом деле не так уж велик и не зря всё чаще называется просто по имени семьи Ян. Торговцы все друг друга знают, аукцион один. Мелочь проскочит по учётным книгам и никого не заинтересует. Но если вы утаите много, то вам может повезти раз, другой, третий, но однажды к вам придёт один из семьи Ян и спросит — как так вышло, что вы налога городу заплатили на сто камней, а сами потратили уже тысячу.
— Теневики…
Негромко пробормотал один из парней и тут же захохотал Мирак:
— Аха-ха-ха! — вытерев слёзы, заявил. — И впрямь, каждый раз одно и то же. Я открою тебе страшную тайну, младший. Лет так сто назад теневики действительно могли бы принять у тебя товар, и никто бы об этом не узнал. Но дело даже не в том, что ты-то эти деньги всё равно потратил бы и вызвал вопросы у наблюдательных людей, а в том, что сто лет назад семья Ян пришла к теневикам и поставила одного из своей семьи старшим над ними.
— Первый раз слышу такое, — буркнул недовольно парень.
Через вдох свалился с камня, на котором сидел, сипя, с трудом выдавил:
— Старший, старший.
— Так-то лучше, — без злобы заметил Мирак, втягивая в себя силу. — Уважение к старшим — одна из добродетелей, не забывай об этом. Ты мне спину не прикрывал, я тебе разрешения на вольность не давал, так что не забывай о вежливости, младший.
К таким разговорам по вечерам я уже давно привык, поэтому даже глазом не повёл, когда услышал мыслеречь, которая мне не предназначалась.
— Ну уж, застращал сопляков, Мирак.
— Так, вроде, у нас с тобой давно заведено, Агиш, — если сопляки, то приходится мне их стращать, если соплячки, то ты у нас вьёшься вокруг них, словно тебе штаны давят. И стращаешь вечно не тем. Слава Небу, в этот раз одни парни.
— А ты не завидуй, у тебя просто не выходит с ними так легко, вот ты и бесишься.
— Я предпочитаю женщин, которые знают, чего они хотят в жизни, а не соплячек, которые лезут на Поле Битвы.
— Ох, а Лая-то знает?
— А думаешь, нет?
— Не понял, это ты на что намекаешь? Что уже?
— Придурок. На то, что она давно уже не та восторженная девчонка, что решилась стать искательницей, а не продолжить дело отца.
— А не…
— А ты только одним местом и думаешь.
Парень тем временем поднялся, поклонился:
— Простите, старший, — но тут же упрямо добавил. — Однако не слышал ничего такого про теневиков. Над их заведениями не висит полотнище семьи Ян, старший.
— Так они и тогда не вешали, а теперь уж сто лет прошло, глава теневиков уже и не совсем Ян теперь. Но лучше бы тебе поверить мне, — хмыкнул Мирак, — и не пытаться хитрить. Да, теневики не возьмут с тебя четверть налогом. Выйдет где-то одна шестая с их ценой. Но поверь, просто поверь опыту старшего, младший — однажды эти духовные камни станут у тебя в горле.
Парень помедлил и приложил кулак к ладони:
— Понял, спасибо за мудрость, старший.
А между тем мысленный разговор продолжался.
— Да и зачем сбивать цену у скупщика, верно?
— Сбить? Эти сопляки? Им ещё года четыре учиться, сил набираться и ума, прежде чем они сумеют нам что-то там сбить. И то, не стал бы я на это ставить.
— Это верно. А если окрепнут, то сами узнают, где у теневиков платить налог Ян.
— И сразу глаза откроются, — съязвил Мирак.
— Это ты себя вспоминаешь?
Мыслеречь взорвалась хохотом, который слышали только трое.
Я же мысленно кивнул. Как я и думал. И то, что случилось со мной в той забегаловке-ночлежке, и приход Хурта — теперь стало более ясно.
Когда я начну выходить сам, в одиночку, то мне, пожалуй, тоже стоит задуматься, чтобы…
Хотя о чём тут думать? С теневиками и этим, как его, Алросом я уже испортил отношения и на поклон к нему не пойду. Обойдётся.
Уж лучше я заплачу немного больше, но буду иметь дело с теми, кто мне не угрожал, а скорее помог. Долг-то мой за еду и женщин стал меньше?
Это воспоминание меня развеселило. Мгновение я с усмешкой наблюдал за беззвучно хохочущими идущими по ту сторону костра, представляя, как бы они себя повели, добавь я к их мыслехохоту свой. Наверняка это бы выглядело забавно.
Но я не стал так делать, вместо этого повернул голову к Лае и спросил, толкнув к ней мыслеречь, будучи на этот раз предельно вежлив:
— Старшая, вот этот шрам на кисти, ты не хочешь его убрать?
Она равнодушно пожала плечами:
— К чему?
— Из того, что я увидел, когда осматривал тебя, думаю, он сковывает движения пальцев, это должно быть мешает при некоторых движениях твоего стиля меча.
Лая подняла руку к лицу, несколько раз сжала кулак и сообщила:
— Память о тех временах, когда я была наивной соплячкой, у меня было много гонора, но мало опыта, сил и денег. Вляпалась, залилась алхимией из того, что было, чтобы пальцы не отвалились, потом три месяца пахала лишь на то, чтобы вовремя оплачивать вывод яда, но время для полного лечения уже было упущено.
Потеряв интерес, Лая отвернулась, видимо, считая, что всё уже сказано. Но я, глядя на её фигуру, вспоминал Виликор и неожиданно понял, что они, в общем-то, похожи. Обе холодны, показывают миру лишь маску, а не себя, обеих жизнь не щадила. Я не знаю о Лае почти ничего, но и крохотных обмолвок в только что сказанном достаточно, чтобы кое-что понять. Неожиданно даже для самого себя я толкнул к ней мысль:
— Упущено? Я так не думаю, старшая. Подойди, я погляжу.
— Обойдусь.
— Всё равно нужно будет использовать лечение ещё раз с сегодняшней раной. Ведь теперь ты старшая отряда и у тебя есть даже свой лекарь в подчинении, а не только алхимия.
Лая снова сжала пальцы в кулак и отрезала:
— Я Предводитель, эта мелочь заживёт и сама.
— Старшая, неужели это так страшно, лечиться?
Она ожгла меня взглядом, а затем поднялась и шагнула ко мне. Опустившись рядом, обдала тонким запахом каких-то трав, протянула мне руку, заставив Агиша подавиться словами, а через миг восторженно прошептать:
— Пхап… А это чего там происходит, Мирак?
— Не пялься, а то Лая тебе нос на бок свернёт.
— Мне? За что? Скорее этому наглецу. И ты.
— Обоим. Не пялься, говорю.
Я не просто выбросил их мыслеречь из головы, а словно заслонился от неё, выстроил ограду между собой и болтунами, пытаясь сделать их тише.
Не хватало мне ещё всё время лечения слушать их глупости.
Неожиданно получилось. Голоса исчезли, словно им кляпы вставило, и уже в тишине я напомнил Лае:
— Старшая, я погружусь в твое тело духовным взглядом, прошу не мешать и не тревожить, чтобы не навредить мне.
— Ты такой слабый лекарь, но всё равно думаешь помочь мне? — фыркнула Лая.
Но я уже не слушал её, уже провалился вглубь её тела.
Вот проблема, вот туман, который я заметил раньше. Старая сильная рана, которую, как я теперь знал, плохо и медленно лечили. Исток проблемы ясен, чётко виден — яд, я так предполагаю, что стихийный, проник в тело, в меридианы, разрушил их, вместе с плотью, что их окружала.
Я скользнул туда-сюда вдоль меридианов, проследил несколько самых повреждённых мест, которые и должны были сковывать мышцы кисти и предплечья, мешать подвижности пальцев.
По сути, всё ясно, вопрос лишь в том, сколько я себе могу позволить?
