Барсука в избе не было. Исчез и тяжелый резной посох, которым кудесник ходил, похоже, скорее для солидности, чем для опоры, из чего Велигой заключил, что волхв отправился по каким-то своим колдовским делам. Хотя перед кем он собирался выказывать солидность посреди дремучего леса, так и оставалось для воина загадкой.
Велигой вышел во двор. Утренняя роса неярко блистала в траве — солнце еще никак не могло вскарабкаться по небу выше плотной стены деревьев. Между темных стволов еще клубились, расплываясь и исчезая, редкие клочья тумана. Витязь еще раз от души потянулся и бодрым шагом двинулся к ручью, журчавшему меж деревьев в полусотне шагов от избушки.
Лес был полон жизни, радовавшейся наступлению нового дня. Тропинка петляла среди кустов малины и крыжовника, в которых копошилось какое-то мелкое зверье. Шагах в двадцати перед витязем раздался шелест — вспугнул лешака, то ли решившего полакомиться ранними ягодами, то ли просто задрыхшего под кустом.
Ручей звенел по гладким, округлым, камушкам, играл плывущими листьями и мелкими веточками. Витязь подошел к воде, опустился на колени, приготовившись зачерпнуть полные ладони ледяной влаги, привычно скривился на свое отражение в колеблющейся глади… и замер.
С лицом было что-то не так. Велигой некоторое время тупо смотрел в свое отражение, не понимая, что же его, собственно, в нем так изумило. Рожа на месте, вроде за ночь не сперли, все так же изрезана шрамами… Вот именно здесь и начинался непорядок. Шрамы остались на своих местах, не исчезли, просто как-то неуловимо изменились. В водах ручья отражалось суровое лицо, обрамленное длинными прядями прямых черных волос, и оно, хоть и осталось почти что прежним, теперь вовсе не выглядело изуродованным. Шрамы просто… перестали быть лишними, что ли?
Велигой еще некоторое время ошеломленно пялился на свое отражение, потом решительно зачерпнул воды, и принялся с наслаждением умываться. Подумал маленько, разделся и целиком погрузился в холодный поток, чувствуя, как кожа превращается в надежный панцырь, как поневоле вздуваются, напрягаясь, мышцы, а сердце, замерев на мгновение, с утроенной силой начинает разгонять по жилам горячую кровь.
К избушке вернулся, когда солнце уже выглянуло из-за верхушек деревьев, заливая мир живительным теплом. Сбегал к ручью еще раз — принес воды, покопался в Барсуковых закромах в поисках съестного, не нашел ничего знакомого, кроме мешка гречневой крупы. Хотел было подстрелить на завтрак что-нибудь такое пернатое и вкусное, но, но зрелому размышлению, решил не баловать с луком в таком странном лесу — мало ли, может тут все птахи поголовно девки околдованные, то-то шуму поднимется, и со вздохом принялся варить кашу.
Когда волхв вернулся, солнце уже целиком высунулось из-за леса. В горнице на столе аппетитно парил полный горшок каши, рядом лежали три ложки и стояла бадейка с квасом. На чердаке ворочался, сквозь потолок почуяв съестное просыпающийся Репейка. Барсук улыбнулся, однако подивился отсутствию самого кашевара.
Тот отыскался позади избы. В руках витязя с яростным шипением порхал тяжелый меч, вычерчивая в воздухе размазанные серебристые петли. Волхв невольно пожалел воображаемого противника Велигоя и вообще всякого, кому когда-нибудь приходилось, или придется угодить под такой стальной ураган. Р-р-р-раз, удар, оборот, ушел свилей от воображаемого меча, прыжок назад, вошел в раскачку, р-р-раз — сокрушительный напуск с ударом в пол-руки, р-р-раз, р-р-раз, вж-ж-ж-жик…
Барсук некоторое время наблюдал за упражнениями витязя. Да, что ни говори, а воинское искусство с течением лет меняется, становится совершеннее… Путь удара все короче и короче, защита упрощается, пропадают лишние движения, увеличивается скорость. Да и мечи становятся все легче и легче, и не от того, что порода мельчает и скоро одну соломинку всемером не поднимут, а потому лишь, что понемногу меняются сами основные законы ведения боя, избавляясь от всего лишнего, наносного, ненужного…
Барсук оторвался от невольно нахлынувших образов из далекого прошлого, вспомнил вдруг о горшке с кашей на столе, о Репейке, который вот-вот до него доберется, и заспешил в дом, крикнув витязю, мол, полно воздух рубить, жрать пора…
Велигой Волчий Дух забросил седло на спину Серка, поправил попону и принялся возиться с подпругой. Репейка ходил вокруг своей лошадки, примеряясь с седлом и так, и сяк, но все выходило наперекосяк. Конячка хитро щурилась на дурачка и опасливо поглядывала на Велигоя, понимая, что как только он закончит со своим скакуном, от седла будет уже не отвертеться.
Барсук сидел на лавке у стены избы, задумчиво сложив руки на груди и глядя неподвижным взором куда-то вдаль, сквозь стену леса. Неожиданно поднялся, подошел к Репейке, отобрал у дурачка седло, ловко и умело забросил его на спину лошадке, до невозможности огорченной таким оборотом дела. Вернулся на свое место, глядя, как Репейка мучается с подпругой.
День был жаркий, и Велигой не стал влезать в доспех, лишь меч как всегда надежно устроился за спиной. На поясе висела баклажка, полная приготовленного волхвом настоя — теперь, когда по утверждению последнего, головные боли не будут столь частыми гостями, его должно хватить надолго. Барсук всматривался в лицо витязя, подмечая произошедшие за ночь изменения. Да, многие раны невозможно излечить силами человека, и тогда в действие вступает сама Природа, извечно стремящаяся к равновесию. Умелый волхв способен подтолкнуть ее, пробудить эту силу в самом безнадежном больном, и тогда может случиться чудо… А Велигой был далеко не безнадежен, в истерзанном теле жила здоровая мощь. Иначе не смог бы так долго противиться недугу, который другого уже давно отправил бы на тот свет. А этот молодой воин даже ухитрился все эти годы оставаться в строю…
Велигой закончил увязывать последний узел, помог как всегда заковырявшемуся Репейке, и лихо взлетел в седло, не касаясь стремян. Барсук наблюдал, как воин сделал круг по поляне, вернулся к крыльцу.
— Ну, прощай, — молвил Волчий Дух, соскакивая на землю и направляясь к волхву. — Прощай и… спасибо. Этого просто не может быть, но я чувствую себя как… хм, сравнить-то не с чем… Будто меня, словно старую подушку выпотрошили, заштопали, выстирали, а потом набили заново.
— Сравнение хоть куда. — Барсук улыбнулся. — Ты главное смотри, чтобы тебя и в самом деле где-нибудь не выпотрошили, как подушку. И голову береги. А будет время, заезжай. Я пока покумекаю, что еще можно сделать.
Велигой заглянул в холодные голубые глаза кудесника, на мгновение их взгляды скрестились, чуть ли не зазвенев, как булатные клинки.
