ДИАЛОГ ЧЕТВЕРТЫЙ
– Дашка, ты с ума сошла! Нельзя тебе там появляться!
– А где же можно, Варь? Всю жизнь тут, в лесу, не просидишь… В город поеду, к своему хозяйству! Я ему бар не дарила, бумаг не подписывала, все там мое, до последней тарелки, и все мои, Славик Канада, Маринка, Лена, Селиверстов… Отобьемся!
– Отбились уже раз… А если сам заявится? Шмурдяк твой ненаглядный?
– Близко не подпущу! Я ведь не знала, что нельзя ему в глаза глядеть… а теперь знаю! Возьму у Селиверстова пистолет, башку продырявлю! Да он и сам догадывается… Не придет, будет «шестерок» подсылать… Трусливый, мразь!
– Ох, Дашка, Дашка, яблочко ты наше укатившееся… Зачем тебе это? Ездила бы со мной, и был бы тебе каждый вечер праздник, и вышла бы за своего, за циркового… Все по-честному, по любви и без обид!
– Хватит! Наездилась! Не хочу, как папа с мамой, – ни кола ни двора!
– Я ведь езжу…
– Разные мы, значит, Варенька. Тебе – праздник, и чтобы огни поярче, и пыль столбом, и чтобы хлопали, а мне другое нужно. Дом хочу! Дом, дело свое, пять ребятишек и мужа! Настоящего! Такого, чтоб за меня… за меня…
– Ну, Дашенька… Дашутка… не плачь, сестреночка моя родненькая… ты помни, из какой семьи… Не семья – династия! Дедушка что говорил, знаешь? Улыбайся, всегда улыбайся! Голову сунула тигру в пасть – улыбайся! Хлыстом огрели – улыбайся! Ногу сломала – улыбайся! Дедушка, он му-удрый был… Жаль, ты его не помнишь…
– Я, Варь, может, не от горя плачу, а от радости. Тот парень, что за меня заступился… сосед твой, Ким, в больнице который… он… он…
– Что, солнышко?
– Смотрел.
– Смотрел! А кто на тебя не смотрит, из мужиков-то?
– Он не так смотрел. Понимаешь, Варь, ключица у него сломана, весь в бинтах да в синяках, а он глядит… Глядит, как на чудо! И говорит: Даша, вы героиня моего романа! Зеленоглазая, рыжекудрая!
– Ну, ты такая и есть… не плачь, моя хорошая… А Ким, он кто?
– Сказал, писатель.
– Симпатичный?
– Варенька, он же твой сосед, не мой! Ты его разве не видела?
– А сколько я дома бываю? Три раза в год, по четвергам, когда рак свистнет…
Список людских потерь обширен, диапазон велик, ибо мы теряем все, что только можно потерять, от носового платка и уместного слова до любимой женщины и собственной жизни. Но расстаться с частью своего сознания!.. Подобного мы и представить не можем. Хотя случается, случается… Например, у маразматиков – но, по причине маразма, они не силах оценить тяжесть потери.
Майкл Мэнсон «Мемуары.Суждения по разным поводам».Москва, изд-во «ЭКС-Академия», 2052 г.
Попав домой (ключ дожидался в тайной щели), Ким опустошил холодильник и проспал до вечера. Снились ему всякие глупости и мерзости: Гирдеро-Гирдеев, которому он выкручивал шею, а та, вместе с остриженной головой, вращалась будто колесо на спице; колдун Небсехт Пал Палыч, гоняющийся за Дашей с банкой магического пива «Гиннесс» – стоило его хлебнуть, как Даша была бы навек зачарована; голем Идрайн – в виде батареи с подпоркой из фановых труб, крушивший пиктов или зингарцев огромным разводным ключом. Рожи у пиктов были разбойные, бандитские, и Кононов точно знал, что в их толпе скрываются Мурад, Коблов, Петруха и прочие черновские «шестерки» – или, в хайборийском воплощении, Гор-Небсехтовы. Их полагалось устаканить, но он не мог найти свой меч и пожелал обзавестись еще одной рукой, здоровой и когтистой, как медвежья лапа. Но Трикси, толкуя что-то о гуманности и этике, вырастил ему метровый тонкий хобот, причем не на лице, а в том месте, которое при публике не обнажают. Пикты, придя в восторг, запрыгали с дикими воплями, кривляясь и потрясая оружием, и в криках их Киму послышалось: «Типа, пасть порвать! Или, типа, по хоботу! Короче, матку вывернуть!»
Проснулся он от телефонного звонка. Звонил Сергей Доренко, мастер боевых искусств, его приятель и соратник по писательскому цеху.
– Мэнсон, ты живой?
– Еще не знаю. Пришли мне гроб на всякий случай, Дрю, с венком и ленточкой. И тапки не забудь. Белые.
То были их псевдонимы, у Кима – Майкл Мэнсон, а у Доренко – Памер Дрю. Боб Халявин, владелец «Хайбории», был твердо убежден, что Конана надо писать под англоязычными псевдонимами, так как на Ивановых и Петровых читатель не клюнет. Не гармонировали Ивановы и Петровы с хайборийским миром! И не имелось в том измерении стран, похожих на Россию, если не считать Заморы, где жили сплошь ворюги и разбойники. Но эта аналогия была, несомненно, ошибочной: во-первых, Говард, сотворивший Хайборию, хоть и являлся великим талантом, но историческим предвидением не обладал, а во-вторых, Замора по климату, нравам и географии больше походила на Чечню.
– Обойдешься без гроба, венков и тапочек. Киммерийцев сжигают, так что ни к чему добро переводить, – сказал Доренко. – Кстати, сожжение будет коллективным и назначено на завтра, в два пополудни. Великий Кормчий созывает сбор. В Хайль-Борисии.
Хайль-Борисией на жаргоне конанистов именовалось издательство «Хайбория», а Великим Кормчим – Борис Халявин. Были у него и другие прозвища, самое ласковое из которых звучало как Нергалья Задница.
– Сбор? А на какой предмет? – поинтересовался Кононов.
– Издательская политика. Сроки, перспективы, гонорары, – проинформировал Дрю-Доренко и повесил трубку.
Из груди Кононова вырвался тоскливый вздох.
– Опять ставки срежет, Нергалья Задница, – пробормотал он, перемещаясь на кухню, к плите и холодильнику.
«Финансовые проблемы?» – осведомился Трикси.
– Они. – Ким поставил чайник на огонь и, отыскав в холодильнике последнюю пару яиц, начал готовить яичницу. – Ты вот, Трикси, в Финляндии побывал… А финских марок у тебя не завалялось?
«В определенном смысле я существо нематериальное, – сообщил пришелец, – и в денежных знаках не нуждаюсь».
– Как не нуждаешься? – Ким посолил яичницу, нарезал хлеб и бросил в кипяток щепотку кофе. – Очень даже нуждаешься! Что с тобой будет, если я помру голодной смертью?
«Не помрешь. В твоем столе, в левом верхнем ящике…»
– А вот об этом не надо! – возмутился Ким. – Договор нарушаешь! Опять копаешься в моих мозгах?
«Всего лишь улавливаю мысли, которые циркулируют на поверхности. Я ведь объяснял, что это непроизвольная реакция. У нас ее считают вполне совместимой с нормами этики».
– А кстати, где это «у нас»? – спросил Кононов, решив, что наступила пора осведомиться по данному поводу и прояснить кое-какие другие вопросы. Вот, например – что делает Трикси в Солнечной системе? В чем состоит его миссия? Как он добрался до Земли и сколько лет или веков намерен изучать ее, перемещаясь из тела в тело, из разума в разум?
