Это противоречие между передаваемой изустно историей и материальными свидетельствами является самой интригующей тайной Райских островов и, несомненно, заслуживает дальнейшего изучения. Такая задача будет нелегкой, поскольку многие островитяне обнаруживают явное нежелание даже упоминать о гхемфах. Нам неизвестно, почему вообще возникла потребность в создании этих мифических образов. Я подозреваю, что в основе данного явления лежит стыд, который вызывали в людях старые драконовские законы о гражданстве. Возможно, гхемфы были социально приемлемым прикрытием, позволявшим чиновникам хранителей проводить эти законы в жизнь, возлагая вину за них на чужую расу. Могу добавить, что когда нам удавалось найти людей, готовых рассказывать о ситуации до Перемены — вроде пожилой островитянки Блейз Полукровки, — их вера в гхемфов была настолько глубокой, что поколебать ее не удавалось. Возможно, в воспоминаниях подобных индивидов время стерло различия между мифом и реальностью.
Современные обитатели Райских островов, конечно, полны суеверий и легковерны, что подтверждается их убеждением в существовании магии. Не следует обманываться уровнем их развития в материальном отношении. Они могут существенно превосходить других аборигенов, которых келлские исследователи встречали во время своих путешествий за последнее столетие, но ни в коей мере не являются ровней нам в философской изощренности. Я сначала, видя их корабли и оружие, тоже заблуждался на этот счет, но потом понял, что все-таки островитяне остаются варварами и придерживаются варварских верований. Их религия, хоть и является монотеистической, не идет ни в какое сравнение с истинной верой Келлса. Островитяне не признают, например, что Бог до сих пор являет себя благочестивым верующим; не верят они и в то, что Он во всем своем величии снисходил к людям, чтобы научить их богобоязненности. Я начал испытывать к своим собеседникам-островитянам такую симпатию, что мне приходилось постоянно напоминать себе о столь основополагающем пороке их культурного развития.
Однако я отвлекся. Вероятно, я должен упомянуть о том, что в нашем департаменте имеет хождение и другая теория, согласно которой гхемфы действительно существовали и просто вымерли, как это часто случается с примитивными народами после контакта с более развитой цивилизацией, — в данном случае в роли опередившего других в развитии народа выступили жители Райских островов, а не наши соотечественники. Согласно этой теории, гхемфы были людьми, конечно, но отличались расовыми особенностями, которые и породили множество мифов относительно их физиологии. Всех несоответствий эта гипотеза не объясняет, но, тем не менее, выглядит привлекательной и, несомненно, более убедительной, чем предположение о том, что гхемфы — порождение воображения островитян. Я все еще обдумываю проблему.
Судя по Вашему письму, дядюшка, Вас очень заинтересовала Блейз. Она и в самом деле поразительная женщина, и я очень сожалею, что мне не удалось уговорить ее поехать со мной в Келлс. Из нее получился бы великолепный экспонат на представлении Обществу моих научных открытий. Я закончил редактирование новой порции записей рассказов этой воинственной дамы и посылаю Вам результат. Переводчиком, кстати, по-прежнему является писец Натан. Не могу выразить, сколь многим я ему обязан. Хотя мое знание языка Райских островов благодаря текстам, которые привезли их первые исследователи, и является довольно приличным, без Натана нам не удалось бы собрать так много материалов. Он — сын легендарного купца Вадима айсо Пеллиса и еще мальчиком оказался на борту первого келлского корабля, приставшего к Райским островам. После этого он пять лет прожил в Ступице, и я почитаю редким везением его согласие сопровождать нашу экспедицию на «Морском ветерке». С тех пор как мы вернулись, Натан занят переводом рассказов Блейз на келлский язык. Я намерен захватить его с собой на собрание Общества.
Остаюсь Ваш послушный племянник Шор айсо Фаболд
Тор и я расплатились за пиво и двинулись вверх по лестнице.
Хранителя-ремесленника звали Вантедж, и Тор явно предупредил его о моем приходе. Когда, знакомясь, он пожал мне руку, я ощутила мозоли, а оглядев комнату, поняла, чем занимается хозяин: он был сапожником. На стенах оказались развешаны инструменты, а на лавке виднелось несколько пар незаконченных башмаков.
— Вантедж раньше жил в Маргреге, — сказал Райдер. Маргрег, как мне было известно, находился в северной части главного из островов Хранителей. — Я хотел бы, чтобы он рассказал тебе свою историю.
Вантедж предложил нам теплое и жидкое пиво, и мы расселись вокруг стола.
— Не знаю, зачем это Тору, — сказал Вантедж. — Ничего такого уж особенного со мной не случалось. Да и не сказать, чтобы мое житье-бытье было полно приключений, особливо по сравнению с его делишками. Я ж просто сапожник. И папаша мой был сапожник, а мамаша помогала ему. Хорошая была житуха, — тихо добавил Вантедж и потер шею, словно не зная, что еще сказать.
— Вантедж один из нас, обладающих Взглядом, — пояснил мне Тор.
Сапожник кивнул:
— Тор увез меня с островов Хранителей. Вот так мы года два назад и свели знакомство. Он благополучно доставил меня на косу Гортан после суда.
— После суда? — переспросила я, когда он снова замолк. Вантедж откинул волосы и показал мне свое левое ухо.
Мочка оказалась отсечена.
— Лишили меня гражданства. Меня признали виновным в измене. — Тут я почувствовала, что Вантедж начинает меня интересовать. Человека могли выслать с родного острова за многое, но предательство было единственным преступлением, которое наказывалось лишением гражданства навечно, и такие случаи были большой редкостью.
— Я всегда почитал силв-магов, — продолжал Вантедж. — Всегда думал, что они нас защищают от багровых чар, наводят в мире порядок для нашего же блага и все такое прочее. Никогда я не завидовал их богатству, считал справедливым, чтобы они имели денег больше, чем такие, как я. Заметь, мы, простые люди, не так-то часто их и видели. Я по большей части шил сапоги для работяг, а не всякие туфельки из мягкой кожи, какие носят силвы.
Я был еще совсем мальцом, когда мимо отцовской лавки однажды прошли силвы, и тут я заметил, что они светятся серебристо-голубым. Я прямо обмер от такой красоты. Потом я узнал, что другие не видят того же, что и я, — в наших краях не было обладающих Взглядом. Ты, верно, знаешь, как редко такие рождаются среди хранителей. Так что о том, что увидел, я помалкивал. Никогда не хвалился Взглядом, так что только моя семья да ближайшие друзья знали, что я не такой, как все.
