Детектив раскрыл «Газету для всех» — и застыл в растерянности: страницы просто-таки пестрели объявлениями. Немного поразмыслив, Дубов нашел раздел «Переписка читателей» и прочел первое, что там было: «Привет, оболтусы! Хватит прикалываться, айда все в солнечный Кот д'Ивуар!». Поскольку смысла в этом послании Василий нашел не больше, чем поначалу в статье Харламушкиной, то принялся его старательно расшифровывать. Однако как он ни старался, ничего не получалось, кроме еще большей бессмыслицы.
Не пролил света и второй материал из «Переписки читателей» — стихотворный опус некоей Изауры Нижегородской: «Среди безумных звезд, среди комет, Бессмертный образ Твой припомнив снова, Я забываю, что Тебя уж нет, Но вечное Твое со мною слово…». Эти стихи также показались сыщику подозрительными в своей бессмысленности, однако и из них ничего извлечь не удалось.
Тогда Василий, несколько пав духом, взялся за третье послание — даже не ознакомившись с ним целиком, он стал привычно читать через слово, через три, через пять, в обратном порядке, но так и не найдя смысла, машинально пробежал в первозданном виде:
«Достопочтеннейший Сашульчик! Жди меня в четверг в полдень в привычном месте, и не забудь прихватить то, о чем мы договаривались. Твоя Мурка».
Дубов вскочил, как ошпаренный.
— Что с вами? — удивленно глянула на него пожилая библиотекарша.
— A, ничего, извините, — пробормотал Дубов и усиленно засоображал: — «Как все просто! Сашульчик — это Александр Петрович Разбойников, четверг в полдень — это время, на когда заявлено интервью Чаликовой, привычное место — это тюремная камера, за несколько лет он к ней, должно быть, уж привык… A вот что он должен прихватить, хотелось бы мне знать?»
Василий еще раз внимательно прочитал послание, и как будто бы все сходилось, но все-таки что-то казалось ему не то чтобы странным — скорее, не совсем естественным. Наконец, он сообразил:
— Действительно, своеобразное сочетание: «Достопочтеннейший» — и «Сашульчик». A что если… — Детектив стал лихорадочно просматривать объявления и почти в самом конце «Переписки читателей» обнаружил следующий стихотворный опус:
«Достопочтеннейший дружище! Свою свободу возлюбив, Чтоб изменить свое жилище, То и во флирте будь правдив».
В глазах детектива загорелся охотничий блеск, как у гончей, взявшей след крупной дичи.
— Вот оно — «И во ФЛИРТЕ будь ПРАВДИВ»! — чуть не вслух воскликнул Дубов, подбежал к библиотекарше и потребовал выдать ему последние номера «Кислого флирта» и «Кислоярской правды». Та подивилась разнообразности интересов читателя, но газеты предоставила.
Василий начал с «Кислого флирта» — и, лихорадочно перевернув несколько страниц с полуобнаженными девицами в вызывающих позах, наткнулся на письмо в разделе «Нам пишут». Начиналось оно так:
«Достопочтеннейшая редакция! Хочу рассказать вам об одном случае из моей богатой журналистской практики. Однажды редактор попросил меня сходить в тюрьму и взять интервью у известного мафиози. Поначалу я не хотела туда идти, но потом согласилась». Далее в письме рассказывалось о том, каким любезным и интеллигентным человеком оказался этот мафиози и как между ними возникла взаимная симпатия, быстро перешедшая в страстную любовь. Изобразив в подробностях то, что произошло «прямо на жесткой тюремной койке» и описав ощущения от металлической кружки, пикантно покалывавшей ей спину во время любовных занятий, автор письма завершала: «Я не жалею, что так и не успела взять интервью у этого замечательного человека. Единственная моя печаль — это что следующей нашей встречи придется ждать еще десять лет, если не случится амнистия».
Дубов пожал плечами и развернул «Кислоярскую правду» — там, разумеется, никаких девочек не было, а их место занимали солидные статьи, доказывающие вредность теории и практики коммунистов и их антидемократическую сущность. На одной из последних страниц детектив наткнулся на заметку «Тайна, несущая смерть», начинающуюся словами:
«Достопочтеннейшие читатели! Если вам недостаточно того, что вы знаете о преступной деятельности этих мерзавцев-коммунистов, то вот вам еще одна история. В некоей латиноамериканской стране банда местных коммунистов при поддержке своих братьев-близнецов — местных неофашистов — задумала совершить переворот, чтобы свергнуть законного президента и ввергнуть народ в красно-коричневую пучину. Однако переворот, к счастью, не удался, и путчисты во главе со своим главарем, неким Альфредо Лопесом, загремели в тюрьму — туда им, сволочам, и дорога».
Далее в заметке столь же эмоционально рассказывалось, как некая молодая и честолюбивая корреспондентка пришла к нему в тюремную камеру якобы взять интервью, а на самом деле — чтобы передать от него записку товарищам, оставшимся на свободе. Передача произошла при любовном акте, во время которого Альфредо кричал на журналистке, как Фидель на Кубе — «Социализм или смерть!» — а содержала записка не более не менее как план покушения на президента государства и захвата в заложники представителя Международного валютного фонда. Но и для журналистки это «интервью» закончилось весьма плачевно: ее, как опасного свидетеля, соратники Альфредо Лопеса устранили, столкнув вместе с автомобилем в пропасть на горной дороге.
— Ну, ясно, — констатировал Дубов, ознакомившись с обоими опусами. — Способ передачи описан во всех подробностях. Но почему сразу в двух газетах? — Василий на минутку задумался. — Тоже объяснимо. Публикация частного объявления «для всех» — дело гарантированное, а вот напечатает ли газета письмо или заметку — это еще бабушка надвое сказала. Потому они и продублировали. Постойте-постойте, но ведь там… — Василий внимательно перечитал концовку «Тайны, несущей смерть». — Что, неужели они собираются убить Президента? И саму Чаликову?! Да уж, дело приобретает нешуточный оборот…
* * *
Весь в мрачных мыслях, частный детектив вернулся к себе в контору — но только он протянул руку, чтобы позвонить Столбовому и сообщить о последних новостях, как телефон зазвонил сам.
— Господин Дубов? — раздался в трубке незнакомый мужской голос. — Это с вами говорит генерал Курский.
— Да-да, слушаю вас, генерал, — отозвался Дубов. Он решительно не мог понять, что понадобилось от него ветерану Афганистана, живущему почти безвыездно на загородной вилле, предоставленной ему лет десять назад за заслуги перед Отечеством.
— Василий Николаич, не могли бы вы ко мне подъехать к обеду? — по-армейски косноязычно предложил генерал.
— Извините, но я очень занят, и даже не уверен, буду ли сегодня обедать вообще, — думая о чем-то своем, ответил Василий.
