-Но всё равно моё имя не забудут в этом мире сколько бы не старалась Анари,- любил успокаивать себя Гелий в последние годы жизни, живя в лесу не в силах больше гонятся за прощением сына. Он не строил плана мести, позволив спокойно умирать телу, которое стало противно ему без рама и магической силы...
В голове шумело, как после недельной пьянки, но Саша по вкусу во рту понимал, что не пил, поэтому трудился вспомнить что с ним произошло вчера. Но в ответ на его немой вопрос, память выдала информацию сначала о казни, словно ничего лучше в своих сундуках не нашла, а уже потом всё остальное, вплоть до удара Авиона.
-Сволочь хитрая,- прошептал Саша, не открывая глаз щупая шишку на голове.- Гадёныш эдакий, и что ему взбрело в голову?- полагая, что лежит в охотничьем домике, говорил Саша, собираясь уже встать и пойти разбираться с другом. Но услышав чьё-то сопение, испугался, что Лория с дочкой вернулась ночью, и он разбудил ребёнка угрозами. Саша открыл глаза и сразу встретился с терпеливым взглядом Анари, сидящей у окна с сыном на руках. Малютка спал и, не заботясь о том, что напугал отца, тихо сопел, видя спокойный цветной сон.
Любое оправдание, которое порой придумывают себе благодетели, отказываясь от счастья в пользу кого-то, поблёкло при виде этих печальных красивых глаз женщины, родившей ему сына и продолжавшей его любить не смотря на его игру с жизнью, подаренной во второй раз. Стыдно стало так невыносимо, что у Саши задрожали губы и на глазах выступили слёзы, в которых перемешалось так много переживаний, от половины которых он с удовольствием избавился бы. И не видя слёз в глазах Анари, Саша мог только догадываться сколько она выплакала за время их разлуки, что теперь при встрече даже от радости не могла прослезиться. Немая пауза затягивалась и помогала им вернуться на восемь месяцев обратно и снова любить не только в воображении, но и в реальности. Они любовались друг другом с осторожным трепетом, словно опасаясь рассеять мираж, и не спешили приближаться к друг другу. В конце концов, Саша поднялся с постели и сел на колени перед креслом, чтобы поближе рассмотреть личико первенца. Розовые щёчки и пухлые губки малютки ему сразу полюбились, а крохотную ручонку молодой отец не мог не сжать в руке, но очень бережно и нежно, чтобы только порадоваться первому прикосновению к своему ребёнку.
-Второе доброе дело получилось у меня сделать,- улыбаясь принцессе, сказал Саша, беря второй свободной рукой её тонкие пальцы и целуя.
-А первое какое?- шёпотом, чтобы не разбудить сына, спросила Анари.
-То, что полюбил тебя.
-Никогда больше не думай, что без тебя мне будет лучше, и не умирай никогда.
-Постараюсь,- пообещал Саша, не смея возразить.
Дворец быстро наполнился детским смехом и любовью. Взойдя на трон в день своей свадьбы, королева Анари и король Александр поклялись перед народом править не только справедливо, но и мудро, помогая улучшать жизнь каждого жителя Селии и приучая жителей радоваться жизни, а не влачить её скрепя сердцем. Оставив иллара Первея главным советником, чудаковатая внешность которого снова блистала во всей красе после изгнания Гелия и Полии, Саша не допускал своего правления без присутствия рядом друга, поэтому Авион стал вторым советником и зачастую советовал лучше служителя магии. Мириан следовал за отцом по пятам, но всё-таки нашёл время вскоре влюбиться в придворную даму и сделать Авиона дедушкой, чему охотник радовался также бурно, как рождению собственного ребёнка. И хотя Кристав не был Мириану настоящим дедушкой, он был счастлив стать прадедушкой и, живя со всеми вместе во дворце, нянчился с правнуком чаще Авиона.
Голос Камелии вновь звучал в королевском зале представлений, но чаще всего она разъезжала по родной стране или по Илие, чувствуя, что её пение - это дар, который должен принадлежать слуху каждого жителя, а не только горожанам Герана. Почему-то она не желала становиться женой Шалуна, хотя везде путешествовала и жила вместе с ним. Её внутренний мир менялся от настроения: то поражал нежными нотками и покорностью, то обжигал огнём и спесивостью, а то и вовсе заставлял Шалуна недоумевать от внезапных приступов ревности и злости, иногда, по правде сказать, не без причины. Шалун любил Камелию больше жизни, но бывали ночи, когда его любовь затмевалась появлением женского аромата, мимо которого он не в силах был пройти, давно подчиняясь запахам и звукам, а не глазам. Слепой Ловелас не мог исправиться, как ни старался, и, в конце концов, Камелия разозлилась не на шутку и наняла людей, которые схватили гулёну и, связав по рукам и ногам, отправили в сундуке в Геран, на его окраину, где поселились Лефона, Олиан и Гави. Получить утром такую странную посылку старший брат не ожидал, полагая, что Шалун счастлив вместе с Камелией.
-Ты любишь её?- кричал Олиан, вышагивая круги по комнате, не представляя, как втемяшить в сумасбродную голову младшего брата хоть каплю благоразумия.
-Люблю,- виновато отвечал Шалун.
-Тогда почему ты бегаешь за другими девками?
-Хочется,- совсем виновато тупя взор, просто отвечал Шалун, выводя из себя брата ещё больше.
Даже гнев короля Александра и королевы Анари, которые по просьбе Олиана, старались нагнать на Шалуна страху, грозя тюрьмой и прочими наказаниями, если он не перестанет мучить столичную диву, не действовали на Ловеласа, потому что никто не убедил бы его в том, что друзья, коими оставалась для него и брата королевская чета, способны причинить ему боль. Но он просил вновь и вновь прощение у Камелии, и она то прощала его, то снова прогоняла, на удивление друзей и брата Шалуна, которым трудно было понять такую странную любовь. Состарившись и потеряв привлекательную внешность, Шалун до конца жизни жил в доме брата, рассказывая о своих похождениях сыну и дочке Олиана и Лефоны, но тайком, ведь добропорядочной супружеской паре не нравилось наблюдать, как восторгаются непутёвым дядей их дети. Повзрослевший Гави стал глазами Шалуна и до последнего дня водил старика на прогулки, всё продолжая маяться вопросом о том кем он был прежде, вспоминая, забывая и снова гадая. Однажды ночью, когда они возвращались с праздника в доме Бурака, на них напали трое в масках. Навыка обращения с ножом у Шалуна не отняли преклонные лета и, как всегда, вслепую он защищался мастерски, хотя годы были уже не те, и ловко увёртываться от выпадов не получалось, как раньше. Гави, не помня себя, но, усвоив уроки королевских рыцарей на всю жизнь, не отставал от старика, чаще успевая защищать его спину, чем отбиваться от нападавших. Но одной секунды хватило убийцам, чтобы нанести смертельные удары Шалуну и скрыться так же внезапно, как появились, оставив Гави одного с истекавшим кровью другом на руках. Поговаривали, что так Камелия отомстила Шалуну, не в силах смириться с тем, что ему никогда не хватало её одной, как только он понял, что любит и любим.
