Ребятки навалились дружненько — шаткая пирамида из валунов с грохотом покатилась вниз, увлекая за собой по дороге камни, камешки, гравий, снег и лед… Снизу послышались крики — поздно. Обвал отрезал передовой разъезд, обрушился на одну из воловьих упряжек. Тяжко, надсадно заревело искалеченное животное, кричали испуганные кони. Трое из шестерки Фин-Рована быстро похватали еще несколько камней и сбросили вниз — больше на испуг, чем на поражение. Остальные сделали по выстрелу из самострелов — с тем же успехом. Наслаждаться содеянным было некогда.
— Смазываем пятки! — скомандовал здоровяк.
Бретильские стрелки, обернувшись веревкой, длинными скачками спустились по отвесной скале к тропе. Последним спустился Фин-Рован, дернул за веревку — хитрый узел мигом распустился и соскочил с вбитого в скалу клина.
Повскакав в седла, десятка рванула вверх во всю прыть, какую может выдать конь на горной тропе.
— …Значит, еще ни разу не вступив в бой, мы уже потеряли свыше двух десятков убитыми и ранеными. Думаю, на этом нужно оставить попытки пройти берегом Кардуина.
— А зачем? — не понял Гаутрунг, командир второго знамени Волчьих Отрядов. — Мы ведь можем разделиться. Отправить берегом Кардуина тех, кого можно пустить в обход… ударить с тыла, внезапно. Да пошлите в эти горы наш отряд — выкурим мерзавцев на раз!
Илльо не стал даже отвечать на такое предложение, Тильх фыркнул.
— Болваном ты родился, Гаут, болваном помрешь, если не поумнеешь, — Болдог цыкнул зубом. — Чтобы удерживать эти высотки, Беорингу достаточно отправить сюда две-три сотни человек. Даже не воинов, а сброда, которого сейчас полно в его армии — чтобы забрасывать нас камнями, не обязательно быть воином. Ему будет не в тягость перекрыть нам этот путь, а мы за каждого засранца в драном клетчатом плаще будем отдавать десятерых ребят — да как раз этого беоринги от нас и хотят, и чтоб я сдох, если стану поступать по их хотению! И о каком неожиданном ударе с тыла ты говоришь, когда у каждой из этих долбаных скал есть глаза и уши, и служат они Берену. Нет, мы пройдем прямо по долине Хогг, навяжем им тот бой, которого они не выдержат: лоб в лоб. Вряд ли у медвежатника есть хоть две тысячи человек, которых можно назвать пехотой… А нас здесь — семнадцать тысяч, и мы, хоть и без конного довеска — армия «Хэлгор».
— Болдог, — заметил дхол-таэро (56) рыцарей Аст-Ахэ, — а ведь орков Лотланна эта «не-пехота» спустила в воду Фреридуина.
— Потому что Беоринг умный, а Скулгур — дурак. Потому что Беоринг выбрал место на высотке, а Скулгур попер на колья. Потому что за ночь он навалил плотину. Но теперь неожиданные подарочки у Беоринга кончились. Он весь как на ладони: тысячи три отребья, две тысячи этих конников, еще две-три сотни ублюдков, бежавших от нас… Эх, говорил я Гортхауэру, что отправлять Беоринга в Дортонион — это все равно что кидать дрожжи в выгребную яму! Мы пройдем по ним… Пройдем. Стопчем их в грязь.
Илльо вовсе не был так уверен в успехе. Во-первых, любая попытка проложить себе выход из долины — это потери, а каждый потерянный здесь воин — это уцелевший в Хитлуме враг. Во-вторых, разгром волчьих всадников показал, что Берен не растерял своей военной хитрости. У него должны быть какие-то потайные ножи. Илльо разослал разведчиков во все стороны. К самому лагерю Беоринга они подобраться не смогли, потому что на дозоре стояли эльфы, но днем видели, как в ту сторону проехали тысячи полторы всадников. Илльо не мог заступить им дороги, но к вечеру стянул свои силы ко входу в долину, и теперь никто не мог прийти на помощь Беорингу.
Речка Хогг текла через лагерь, и Илльо подумал: жаль, что ее нельзя перегородить плотиной и смыть армию Берена. речка была — в самом глубоком месте по колено.
Поднявшись на один из холмов, Илльо видел построенные беорингами засеки. Штурмовать их, имея метательные орудия, было сущей глупостью. Но ведь и Берен знал об орудиях. Он не мог ничего не предусмотреть на этот счет. Человек, так ловко подделавший собственную смерть, не мог…
Какой-то шум прервал его размышления. Шум… Схватки? Да, схватки! Илльо бросился к выходу и, отдернув полог, столкнулся грудью в грудь с одним из т'айро-ири
— Брат! — крикнул тот. — Орки поймали человека из лагеря беорингов. Они… там… Там бойня, брат…
— За мной, — Илльо потянул меч из ножен. — Айо, Тильх, Тальир!!! Где вы???
Драка шла возле орудий. В темноте было непонятно, кто кого рубит, и рыцари Аст-Ахэ шли вперед, сбивая щитами и протыкая копьями каждого, кто пытался сопротивляться. Самые благоразумные побросали оружие. Остальных перебили.
Мятежников — а ими были орки и орудийщики — согнали в ложбину и уложили на землю лицами вниз, орков отдельно, людей отдельно. Илльо вызывал и допрашивал по отдельности, начав с Мэрдигана и Болдога.
Выяснилось, что орки изловили у орудийщиков лазутчика от беорингов. По крайней мере, под пыткой человек признался в том, что был лазутчиком беорингов. Илльо не сомневался в этом: в руках Болдога кто угодно признался бы в чем угодно — кроме рыцаря Аст-Ахэ, разумеется. Мэрдиган же орал, что этот человек просто отстал от обоза, и у беорингов сроду не был. Правды выяснить уже было невозможно: орки распяли человека на бревне, и начали полосами снимать кожу с его груди и рук, оставляя ее болтаться — это называлось у них «алый ворон»; кто-то из стрелков, не выдержав, убил несчастного, орки завопили «Сообщники!» и ринулись рубить стрелков и орудийщиков.
Илльо чувствовал, что здесь не то. Мэрдиган боялся. То есть, он боялся все время, в последние дни — особенно, но сейчас его ужас был на той грани, за которой человек или превращается в трясущееся создание без разума и воли, или обретает безрассудную смелость загнанного вепря. Ни то, ни другое ему не было нужно, особенно сейчас. Он был на краю терпения. Он готов был удавить Болдога за его бессмысленное зверство.
— Какого пса, когда твои головорезы ловят лазутчика, я узнаю об этом последним! — гремел он. — Когда лазутчик уже мертв! Когда двести человек порублено!
— Он предатель! — рычал в ответ Болдог. — Посмотри ему в глаза, господин айкъет'таэро: он в сговоре!
— Как я могу быть в сговоре!? — кричал Мэрдиган в ответ. — Когда все эти дни с меня не спускают глаз? Когда я не знаю и не могу добиться, что с моими родными?
— Заткнитесь оба! — Илльо пришлось рубануть мечом по доске, что была вместо столешницы — лишь тогда они умолкли.
— Сейчас, — тяжело сказал Илльо, — мы подсчитаем убитых среди орудийщиков и заменим всех, кого убили. А завтра ты, Финвег, выдвинешь орудия к их засеке. А ты, Болдог, будешь с ним рядом. На передней линии. Ты, твои головорезы и твои волки. При малейшем признаке колебания — вы знаете, что делать.
