— То есть? Но… Но это еще не все!
— Ну, ну…
— Я не гожусь. Ты что, не понимаешь? Я… слишком молодая.
— Я была моложе, когда начинала.
— Но, наверно, не была…
— О чем это ты, девочка? Перестань заикаться! Хотя бы одну полную фразу сказать можешь? Прошу тебя. Очень.
— Потому что… — Цири опустила голову, покраснела. — Потому что Иоля, Мирра, Эурнэйд и Катье, когда мы обедали, смеялись надо мной и сказали, что чары ко мне не пристают и я не научусь никакой магии, потому что… потому что… я девица, то есть… это значит…
— Представь себе, я знаю, что это значит… — прервала ее чародейка. — Возможно, ты снова подумаешь, что я, как ты выразилась, ехидничаю, но я с сожалением отмечаю: ты плетешь чепуху. Продолжим испытания.
— Я — девица! — задиристо повторила Цири. — Зачем мне твои испытания? Девицы не могут… ну… волшебничать… волшебствовать…
— Да! Положение безвыходное. — Йеннифэр откинулась на спинку стула. — Иди и потеряй девичество, если оно тебе так мешает. Я подожду. Но поспеши, если можешь.
— Смеешься?
— Ты заметила? — Чародейка сладко улыбнулась. — Поздравляю. Предварительное испытание на сообразительность ты выдержала. А теперь — испытание настоящее. Сосредоточься. Взгляни: на этой картинке нарисованы четыре сосенки с разным количеством веток. Нарисуй пятую, такую, которая соответствует этим четырем и стоит на этом пустом месте.
— Сосенки глупые, — вынесла свой приговор Цири, высовывая язык и рисуя угольком довольно худосочное деревце. — И скучные! Не понимаю, что общего у сосенок с магией? А? Госпожа Йеннифэр? Ты обещала отвечать на мои вопросы.
— Увы, — вздохнула чародейка, поднимая листок и критически рассматривая рисунок. — Похоже, придется пожалеть о своем обещании. Что общего у сосенок с магией? Ничего. Но нарисовала ты правильно и в срок. Нет, серьезно, для девицы очень даже хорошо.
— Опять смеешься?
— Нет. Я редко смеюсь. Нужен по-настоящему существенный повод, чтобы заставить меня смеяться. Сосредоточься на новом листке, Неожиданность. На нем нарисованы ряды из звездочек, колечек, крестиков и треугольников, в каждом ряду другое количество каждого из элементов. Подумай и ответь: сколько звездочек должно быть в последнем ряду?
— Звездочки глупые!
— Девочка! Сколько?
— Три!
Йеннифэр долго молчала, уставившись в только ей известную деталь на резных дверцах шкафчика. Зловредная ухмылочка начала понемногу сползать с губ Цири и наконец исчезла совершенно. Без следа.
— Тебя, наверно, интересовало, — очень медленно проговорила чародейка, не переставая любоваться шкафом, — что произойдет, если ты дашь бессмысленный и глупый ответ. Вероятно, решила, что я этого не замечу, так как твои ответы, дескать, меня вовсе и не интересуют? Напрасно! Или ты думала, что я молча соглашусь с тем, что ты неумная? Тоже напрасно! А может, тебе надоели испытания и ты для интереса решила испытать меня… Считаешь, удалось? Как бы там ни было, это испытание окончено. Отдай листок.
— Прости, госпожа Йеннифэр. — Девочка опустила голову. — Там, конечно, должна быть… одна звездочка. Прости, пожалуйста. Пожалуйста, не злись.
— Посмотри на меня, Цири.
Цири удивленно подняла глаза. Чародейка впервые назвала ее по имени.
— Цири, — сказала Йеннифэр. — Запомни, я, вопреки всему, злюсь так же редко, как и смеюсь. Ты меня не разозлила. Но, извинившись, доказала, что я в тебе не ошиблась. А теперь возьми следующий листок. Видишь, на нем пять домиков? Нарисуй шестой…
— Опять? Но я действительно не понимаю, зачем…
— …шестой домик. — Голос чародейки опасно изменился, а глаза полыхнули фиолетовым огнем. — Здесь, на пустом месте. Не заставляй меня повторять, прошу тебя.
***
После яблочек, сосенок, звездочек, рыбок и домиков пришла очередь лабиринтов, из которых следовало как можно скорее выбраться, волнообразных линий, клякс, напоминающих раздавленных тараканов, других странных изображений и мозаик, от которых глаза начинали косить, а голова кружиться. Потом был блестящий шарик на шнурке, в который надлежало долго всматриваться. Всматриваться было нудно до тошноты, при этом Цири постоянно засыпала. Йеннифэр, на удивление, это вовсе не расстраивало, хоть несколькими днями раньше она громко накричала на девочку за попытку подремать над одной из таракановых клякс.
От сидения над тестами у Цири разболелись шея и спина, и болели они с каждым днем все сильнее. Она затосковала по движению и свежему воздуху и, выполняя «договор об обязательной искренности», сразу же сказала об этом Йеннифэр. Чародейка восприняла ее слова так, словно давно их ожидала.
Два следующих дня они бегали по парку, перепрыгивали через канавы и заборы, сопровождаемые веселыми либо сочувственными взглядами жриц, монахинь и послушниц. Занимались гимнастикой, учились сохранять равновесие, шагая по заборчику, огораживающему сад и хозяйственные постройки. В отличие от тренировок в Каэр Морхене занятия с Йеннифэр всегда сопровождались теорией. Чародейка учила Цири правильному дыханию, управляя движениями груди и диафрагмы сильными нажатиями руки. Объясняла принципы движения, действия мускулов и костей, показывала, как отдыхать, расслабляться и разряжать психическое напряжение.
Во время одной из таких разрядок, растянувшись на траве и уставившись в небо, Цири задала давно занимавший ее вопрос:
— Госпожа Йеннифэр? Когда мы наконец покончим с испытаниями?
— Они тебе так надоели?
— Нет… Но хотелось бы уже знать, гожусь ли я в чародейки.
— Годишься.
— Ты уже знаешь?
— Я знала это с первой минуты. Мало кто может заметить активность моей звезды. Очень мало кто. Ты заметила сразу.
— А испытания?
— Окончены. Я знаю о тебе все, что хотела.
— Но некоторые задания… Не очень получались. Ты сама говорила, что… Ты действительно уверена? Не ошибаешься? Уверена, что у меня есть способности?
— Убеждена.
— Но…
— Цири. — Чародейка, казалось, развеселилась и в то же время как бы обеспокоилась. — С того момента, как мы разлеглись на лужайке, я разговаривала с тобой, не используя голоса. Это называется телепатия, запомни. И ты, думаю, заметила, что это не мешало нам общаться.
***
— Магия, — Йеннифэр, глядя в небо над холмами, оперлась руками о луку седла, — по мнению некоторых, представляет собою овеществление Хаоса. Она — ключ, способный отворять запертые двери. Двери, за которыми таятся кошмар, опасность и невообразимый ужас, враждебные, деструктивные силы, силы чистого Зла, которые в состоянии уничтожить весь мир, а не только того, кто двери раскроет. А поскольку любителей манипулировать этими дверями хватает, постольку кто-нибудь когда-нибудь да совершит ошибку, и тогда гибель мира будет предрешена и неизбежна. Следовательно, магия — это месть и оружие Хаоса. То, что после Сопряжения Сфер люди научились пользоваться магией, стало проклятием и погибелью мира. Гибелью человечества. Так оно и есть, Цири. Те, кто считает магию Хаосом, не ошибаются.
