У них с Трис установились достаточно теплые отношения. Иногда казалось, что эти двое исполняют какой-то загадочный танец, соблюдая кучу условностей и обязательных элементов.
Сложные какие-то у них элементы ухаживания. И длинные. Или растягивание удовольствия и есть высшее удовольствие?
Таблетку я дала. И ему и Трис, велела выпить за двадцать минут до оговоренного срока и отпустила.
Сама же, как ни странно, ничего пить не стала. Когда-то в далекой юности я достаточно плотно занималась йогой и медитацией, поэтому решила медитировать, раз нет никакого способа прервать цепочку извлечения наших воспоминаний при прыжках.
Самое важное правило — сохранять позвоночный столб прямым, грудную клетку — свободной, чтобы дыханию ничего не мешало, а тело — максимально расслабленным.
Но как расслабится, если я закрываю глаза и вижу две шапочки из фольги, которые соорудили наши кормчие.
Ёжкин Барбоска, каким образом они додумались до такого, мне не понять, как и того, что Ной-я смотрит на них с надеждой во взгляде.
В общем этот раз нам пришлось прыгнуть минут на двадцать пять.
И у себя в лекарском крыле сразу после прыжка я удостоилась аудиенции сигмы.
— Спасибо тебе, Ледания! — этими словами начала она нашу встречу.
— За что?
— За уменьшение количества ненужной информации. И я хотела бы попросить тебя научить и Трампина с Домовым тому, что ты делаешь. Гностикам это не дано, у них другое строение синаптических связей в связи с вмешательством их ученых и симбиозе с биопротезами.
— То есть ты не слышала моих воспоминаний?
— Скорее они омывали меня. Мне казалось, что я лодка и плыву в какой-то гармоничной субстанции, а в меня валяться мысли о тебе этих двух представителей противоположного пола.
Я успела прикусить язык и не спросить какого вида мысли в нее валились. Но она скорее всего и сама поняла невысказанный вопрос.
— Ничего необычного, — махнула рукой. — Может когда я воссоединюсь со своей памятью и стану цельной в меня не будет засасывать весь этот мусор.
А мне стало так обидно. Может наши мысли и чувства кажутся для нее мусором, но они наши. Именно об этом я ей и сказала.
— Ничего личного, — вздохнула сигма, — просто они для меня мусор, и это простая констатация факта и не более того.
- А Черныш? — я задала самый щекотливый вопрос.
На меня подняли взгляд и всего на секунду позже ответили — я пока не решила.
И вот пойди пойми, что она не решила.
И при этом встала и ушла, посчитав миссию выполненной.
Третий и последний прыжок мы провели каждый в своей скорлупе. Насколько хорошим я оказалась учителем сигма не прокомментировала, мужчины старались, а насколько качественно, только ей и известно. Радовало только то, что прыжок был коротким, не более десяти минут.
Оставался последний отрезок и пройти его нужно было на обычных двигателях, для того чтобы попасть в точку А точно в момент Б.
Мы вплывали в эту систему, состоящую из светила и единственной планеты, словно гонимые ветром.
Звезда постепенно меняла оттенок на своей поверхности из белоснежного на розовый, и в момент, когда мы пристыковались к висящему над поверхностью планеты лифту, она достигла, скорее всего, самой большой интенсивности.
— Заглядывать нужно во все бутоны, они будут распускаться медленно, вслед за наступающим утром, но вычислить в каком из соцветий окажется Бутта — невозможно.
Сигма давала последние наставления, спускаясь вместе с нами и термосом.
— А вдруг вы утопите его? — спросила я у универсиума, кивая на термос.
— Не бойся, Ледания, я достаточно ловкая, чтобы не утонуть самой и не утопить часть себя.
Меня беспокоила концепция старого корабля внутри нового и то, что этот корабль собирается скакать по листьям кувшинок наравне со всей остальной командой. Это не вмешалось в моей голове и понятии большего и меньшего.
Махнув рукой на понятия, недоступные простым смертным, я прижала к себе таракана и отправилась в указанном Ной-я направлении.
Над водой колыхалась розовая дымка, и медленно распахивали лепестки бутоны, выныривающие из темной, маслянистой воды.
Каких только оттенков не было здесь. Пастельные и неяркие, но тем не менее казалось, что маленький ребенок получил на день рождения набор красок и теперь экспериментирует, добиваясь невероятных сочетаний и полутонов.
— Очень красиво, но насладится невозможно, потому что Зум раз за разом командует — синий, зеленый розовый, — и я заглядываю, заглядываю и заглядываю.
Кажется ковру кувшинок нет конца и края. Моя скорость падает, а солнце за спиной начинает опережать мои безуспешные попытки объять необъятное. По связи кольца до меня долетают эмоции Трампина и Черныша. У которых точно такие же «успехи», как и у меня.
По связи через интеркомы на груди приносит комментарии Домового и Трис, Ной-я сухо замечает, что у нее тоже ничего. Скорп не отзывается.
Но у меня нет сил беспокоится о достаточно сильном и быстром гностике.
— Ни одного Бутты, — бурчу себе под нос, — у них что, симпозиум? И они все собрались в одном месте и любуются самым прекрасным восходом?
— Стой, — тут же командует Зум.
Я счастливо оседаю на плавучий лист и тут же ложусь на него.
— Я все!
— Нет, надо срочно понять в каком месте планеты будет самое невероятное зрелище наступающего утра.
— Так здесь везде море или озеро и с какой стороны не глянь, везде все одинаковое!
— Я нашел, — выдыхает интерком голосом Скорпа.
Вот теперь я вижу, что значит старый корабль внутри Ной-я, нас собирают с поверхности по одному, втаскивая вовнутрь летящего на бреющей траектории крылатого яйца.
Мы ныряем в ночь, которой осталось не так много на поверхности планеты и зависаем напротив единственной гранитной скалы, вытолкнутой на поверхность планеты. Если солнце и стоит встречать где-то, то только в тени этой скалы.
И мы являемся зрителями невероятного события. В одном месте начинают всплывать огромные бутоны.
Три, четыре, десять, я сбиваюсь с подсчета, когда они разворачиваются в сторону скалы и разворачивают свои лепестки навстречу еще не видимого светила. Окружающий мир окунулся в розовое утро, а в этом месте еще длятся последние секунды ночи.
А в момент, когда солнце выплывает из-за камня, над цветками проносится один слаженный вздох. И начинает петь хор божественных голосов, слагающих хвалу извечной красоте природы и величии всех ее проявлений.
От этого пения я начинаю видеть завихрения собственной магии вокруг пальцев рук, Черныш на моих глазах исчезает, чтобы переместиться к нам с Трампином поближе. По его виду понятно, что он не верит в происшедшее. А Ной-я, — я вижу, как она стоит вытянувшись и вибрируя в такт звучащим над водой нотам и термос в ее руках исчезает, впитывается в ее тело, и на секунду открывает нам ее истинный облик.
И для себя я решаю, что невероятное количество рук — это еще не самое страшное. Жутко, когда на тебя смотрят тысячью глаз, но этот момент быстро заканчивается.
Как и песня жителей этой планеты.
Растворяется в пространстве магия. Черныш дергается и оседает на лист под ногами.
Тишина накрывает планету и нас, а маленькие Бутты левитируя оглядывают нас, как диковинных животных и мягко улыбаясь разлетаются каждый в свою сторону.
— Я вспомнила, зачем я затеяла все ЭТО! — Ной-я окидывает нас нечитабельным взглядом. — Прошу на борт, и нас опять тянет лучом в брюхо крылатого яйца.
Оказавшись на основном корабле, мы оказываемся в кают-компании.
У жизни есть один итог, Когда считаешь, что ты бог, Тебя с Олимпа свергнет чернь, Забвенье храм разрушит твой, И ты забудешь про покой.
Мы смотрели на декламирующую Ной-я и не могли прийти в себя.
8.4
Был у нашей сигмы брат. Степень родства условная, потому что у них, Творящих все несколько не так, как нам было бы понятно.
— Не отпочковываются же они друг от друга, — подумала я, глядя на то, как Ной-я пытается подобрать слова для объяснения с командой.
