— Отлезь, докука! Ить не на игрища пришли. Ладимир-то вече созвал, чтобы про Военега Рудного решать. Крутенёк стал, опасный. Свою дружину под стяг собрал и грабит под шумок. И пойди его поймай! Пожжет все к псам.
— Ладно, послухаем.
Через малое время князь вышел, опричь него общинники дружинные, а следом волхв Новоградский — Свебож. Ладимир сел на стул, руку поднял и вече примолкло. Шепотки слышались, но тихие, будто ветерок шуршал. Свебож — худой, высокий — встал у стула княжьего, оперся на посох и замер истуканом.
— Вече! Слушай! — громкий голос князя пролетел над головами, разнесся далёко. — Одна забота у нас ныне — Военег Рудный. Силу взял, дружину собрал немалую. Что скажешь, вече? Ратиться или уговариваться?!
Общины примолкли, задумались.
Первым слово молвил купец Шавлов:
— Прибить его, как пса, а над Рудными пущай брат его главой будет, — важно произнес, вдумчиво. — Радомил мужик справный, не дурной. Поди не хуже Военега род держать станет.
— Так он те и дался. Пойди, слови его. Стрелу промеж глаз поймаешь и всех дел, — ответствовал пузатый Хмыркин из кожевенных ремесленников.
— Сойтись в поле, да и выбить дурь. Свести его ватагу вчистую. Токмо ополченцев надоть поболе. У Военега ратников многонько, — а вот и Вяхирев из мукомолов голос подал.
— Прям набежало к тебе. Откуль деньгу брать на оружных? Ты об том раздумай, Вяхирка, — мосластый кузнец Снытин сказал внятно, громко, а община его поддержала гомоном и стуком сапог об склизлую от дождя землю.
— Деньга не беда, иное страшно. А ну как не сдюжим, а? Охота вам под Военега ложиться? — снова Хмыркин.
— А так и так лягешь, коли не остановишь. Супротив надоть идти! — повысил голос Вяхирев.
Некрас вертел головой в разные стороны, вертел, и довертелся. Увидал, как переглянулись Ладимир и Свебож, кивнули друг другу незаметно, но речей говорить не стали — слушали вече.
А вече-то загудело! Не орали, чай не простой люд, но гомонили знатно. И хоть не сошлись в том, как сковырнуть Военега — ратью или уговором — но согласны были в том, что главу рода Рудных надо бы сменить, инако опасно.
Малое время погудело вече, а уж потом встал князь.
— Ратников у нас в достатке, новоградцы. Токмо на чьей земле столкнемся, ась? На твоей что ли, Вяхирев? Ты ж кричишь — биться надоть. Вот и веди нас в свое Зубово. Что? Боязно?
— А я чего?! Чего сразу в Зубово-то? Иных мест нет?
— Вот то-то же… — Ладимир, задумался, а Свебож возьми, да и скажи.
— Военег ведет ватагу свою во Мхи. Награбил — не увезти. Стало быть, в скором времени поедет по своим. Как там его? Рознег Новик? Луганский? Туда надо ехать и рядить. Сечи избегать надобно, то воля светлых богов, — поднял посох свой и на небо указал.
И свершилось чудо! Вот только что дождь сеял мелкий, докучливый, затяжной, а тут появилась в серых тучах прореха и замерцала светом солнечным, словно указующий перст судьбяной.
Вече притихло. Узрели, уразумели и послушались. Еще побалакали о том, сколь дружинных брать в Лугань, да кого послать гонцом к Военегу. Решили, поклонились князю и потянулись по делам своим. И то верно — болтать-то недосуг! Торг ждать не станет: кузни охолонут, кожи перележат, мука последняя сама собой не наскребется.
— Ну, чего встал? Идем нето. Порешали вон, — Деян нахмурился. — Теперь Новикам достанется. Как бы Лугань не спалили. Надоть родню будущую упредить. Некрас! Ну чего встал-то?!
— Бать, упредить надо. Токмо не родственников, — Некрас остановился у забора большой богатой хоромины. — Цветаву за себя не возьму.
Деян помолчал, поглядел задумчиво на синее небо, на солнце, что проглянуло малое время назад, и уже успело опалить зноем сырую землю.
— Что так, сын? Ай, девка нехороша? Вроде не смурная, не болезная. Сундук-то у ней полон, чай, не безродная.
— Не моя, — и замолк Некрас, ожидая от отца злых речей, ругани, а может и зуботычин.
— Вона как… А какая твоя-то? — Деян хохотнул беззлобно, чем и удивил сына. — Не инако со звездой во лбу. Это же какой надо быть, чтобы Рознеговну обскакать, а, Некраска?
Некрас брови вознес изумленно, на отца смотрел, и глазам не верил — смеется, балагурит, а ругать не ругает.
— Чего уставился? Думал, батька не заметит, что Цветава тебе постыла? — Деян бровь изогнул глумливо, но тут же лицом стал серьезен. — Рознеговну позорить не дам. Сам буду говорить с Новиком. Пусть вено вертает, будто они отказывают, а не мы забираем. А ты, дурилка, стыд тот проглотишь, перетопчешься и возьмешь за себя свою.
— Отец… — Некрас от изумления едва не споткнулся. — Вот так запросто? Я-то ждал, что орать начнешь.
— А чего попусту на скотину безмозглую орать? Все равно ведь упрется, зенки выпучит и сделает так, как захочет. Ты решил уж все, так с чего я стану дитю единственному жизнь ломать? Не, я внуков хочу, да не каких-нибудь, а крепких, упрямых, горячих вот таких, как ты.
— Спаси тя… — вот и все, что молвил Некрас отцу.
— Обозом пойдет заместо меня Местята, а я с тобой на насаде. Дойдем до Лугани быстрее, — Деян скинул мятль. — Парит-то как, Некрас. Изжаримся. Ты вот, что скажи мне кто та девка-то?
Некрас только вздохнул, брови свел к переносью, запечалился.
— Че? Отлуп дала? Будя врать! Тебе?! — хохот старшего Квита полетел по широкой новоградской улице. — Вот молодец девка!
— Будя ржать! — Некрас насупился так, что смотреть стало страшно.
— Стыдобень! Квитам еще никто не отказывал.
Все то время, что сын и отец шли к насадам, Деян смеялся, подзуживал и добился таки от Некраса ответной улыбки. А уж после подбодрил и взял с него обещание, что обскажет в подробностях о той паве, что отворотила сынка от богатого приданого и красавицы-невесты.
От автора:
Ушкуйники — речные пираты. Это упрощенно. На самом деле история возникновения ушкуйников очень интересна, их выделили в особенный класс населения, но вне каких-либо общин, этакие вооруженные дружины под парусом — независимые и грозные.
Знич — оберег, одно из назначений — защита и помощь в сложных ситуациях, требующих мудрого решения, отваги.
Купеческая община — на Новгородское вече собирались уважаемые представители общин: торговых, военных, ремесленных и т. д. Вопреки расхожему мнению вече не было сборищем кричащего люда. Это был настоящий совет мудрых мужей (иногда и женщин). Упростила объяснение, дабы не утомлять Читателя.
Глава 18
Свирка поутру тиха, мила и покойна, будто спящая девушка или младенец рядом с матерью. Нежные, светлые воды катятся неспешно, манят прохладой и свежестью, блазнятся защитой от жаркого солнца.
По неспешному течению, вниз по реке идут себе спокойно лодки-однодеревки. Крепкие руки рыбаков тянут сети, гнутся привычно спины, одолевая работу, вынимая улов.
— Тишка, опять заснул? — голос отца выдернул Тихомира из полусна-полуяви. — Шевелись, инако на торг не поспеем. Пахать через две седмицы, стало быть надоть рыбы поболе собрать. Да очнись ты, снулый!
— Слышу, бать, не глухой, — с тяжким вздохом принялся Тиша помогать отцу, все надеялся, что тот помолчит и даст покоя.
Но не тут-то было…
— Деньги нет совсем. Рыба уходит. На днях веди в дом Нельгу Сокур. Без ее бортей по миру пойдем. Что лупишься? Вено за нее давать некому, чай не ближняя родня Новикам. Да не жалей девку! Приведешь, пущай работает. Видал я руки-то ее, уж дюже белые. Работой не плющила видать. Задарма кормить ее не стану.
— Приведу.
Тихомир давно уж ждал от отца таких слов, вот и дождался. Стало быть, придется держать разговор с Нельгой. Про себя Голода думал о том, что пора бы извергнуться из рода, скинуть с плеч лишнюю докуку, поселиться у Нельги, а уж потом и вовсе перебраться из шумной Лугани в малую весь и там уж домок ставить. Чай борти кормят везде, да и рек рыбных в округе немало.
Более не сказали сын с отцом не слова, занялись работой, а уж по полудню, когда солнце палило вовсю, вернулись в Лугань. Пока братья и дядьки Голодавые таскали рыбу, Тихомир искупался в прохладной воде, провел пятерней по пышным светлым волосам и направился к Нельге.
