мы с тётей вернулись в гараж, помогать Макарычу и мои планы посидеть с книгами малость обломились. А тётя, похоже, именно к этому «Тёрну» какие-то особые чувства испытывает. Ну бывает такое, у заядлых водителей.
На следующее утро Дашенька вознамерилась пинком выкинуть меня из кровати, но не вышло: я уже и зарядку сделал, и умылся и Нату оприходовал, так что меня сразу же подрядили облачаться в парадное. Тут я почти что сам справился. Почти, потому как неожиданно выяснилось важное не соответствие:
— Ты чего на себя напяливаешь?
— То же что и вчера, — честно ответил я. — У тебя же платье то же самое.
— А то, что ленты у меня в волосах другие ты не видишь? — рыкнула она, указывая на ленточки, которыми были завязаны её неизменные анимешные хвостики.
Нет, блин! Естественно, не вижу! И какое это имеет значение для моего мундира?
Оказывается имеет и мы вернулись к полному перекапыванию моего гардероба, по результатам которого… меня одели в то же самое, заменив только воротник на такой же, но с тонкой золотистой окантовкой (эта парадная одёжка собирается наподобие того же Лего). Ума не приложу, почему эти изменения оказались столь важны, но судя по одобрительному кивку тёти, когда мы вошли в столовую, получилось как минимум приемлемо. И сразу после завтрака мы отправились в танцевальный зал, где нас уже ждал небольшой ансамбль японских барабанщиц. Одетых как японские барабанщицы, то-есть никак.
Перед входом в зал я притормозил Дашеньку, взял её под руку как положено и мы чинно вступили в двери. Там я провёл её к краю танцпола, как положено по этикету, Даша кивнула мне, сделала положенный реверанс, отпуская мою руку и молча вызвала запись того, как мы вошли. Я получил возможность лицезреть себя, вступающего в этот храм Пластики и Хороших Манер под руку с дамой. Даша, глядя на это, морщилась, сопела, но под конец выдала вердикт:
— Н… ну… сойдёт…
— Для сельской местности? — уточнил я.
— Как-то так, — кивнула Даша, после чего повернулась ко мне и решительно спросила: — Так кто ты такой, на самом деле, Серж Снежногорский?
Я жестом приказал барабанщицам выметаться, что они поспешили исполнить, после чего взял девушку за талию и развернул к себе:
— Сергей Пантелеевич Снежногорский, сын…
— Вот только не надо заливать мне в мозг всякую лажу.
— И почему же лажа? — уточнил я, аккуратно опуская руки ей на бёдра. Учитывая, что талия её была закрыта широким кушаком, а бёдра, в силу покроя платья, оставались открытыми, положение получилось для меня довольно приятным. Даша, правда, нашла возражение:
— А если по морде?
— Так мы же пара, — уточнил я. — Ну так ты давай, высказывай свои сомнения.
Это безо всякой рисовки: уже было очевидно, что легенда, которой меня снабдили трещит по швам, и это в лучшем случае, сейчас хотелось бы посмотреть эти самые швы. Дашенька меня не разочаровала:
— Ну слушай, любопытный ты наш. Во-первых, никакой ты не Снежногорский. Я в Бреду посмотрела[1], там есть портреты всех Снежногорских, и твоего якобы папочки тоже. Если уж на то пошло, у тебя рожа вообще, словно ты из Священной истории явился. Во-вторых, ты хоть понимаешь, кто такая мама?
— Третье лицо в Империи, — озвучил я вполне очевидный вывод.
— Вот-вот… А теперь представь себе: звонит ей какая-то там шваль…
— Старые школьные связи бывают очень прочными, — коротко заметил я.
— Да при чём здесь это! Если у Снежногорских нашёлся бы такой ублюдок, они бы сами его пристроили, здесь никаких проблем нет. Никто из них просто не решился бы маму по этому поводу беспокоить, будь ты даже настоящим племяшем. А какая там у тебя степень родства?
— Чуть дальше, чем седьмая вода на киселе и чуть ближе, чем вашему забору троюродный плетень.
— Сам всё понимаешь. И мама, ради этого, сама лично, рванула в Филатовскую, а тебя выхаживал сам доктор Арсений? Ты сам-то в это веришь?
— Ну, мало ли…
— Вот-вот… А сам ты? Какая там ремесленная школа! Ты вообще такой, словно вчера из лесу вышел и только говорить научился.
— Ну а как же я вот тут разговариваю, вилку с ложкой не путаю, даже Макарычу помогаю. Он вообще говорит, что меня можно в подмастерье брать.
— Подгрузить память можно кому угодно. Но всё равно это видно. Ну и последнее. Когда выплыло вот это, с машиной-то маминой, что дядя Захар сказал? Что пытались убить именно тебя. Да кто такой может быть, этот Снежногорский, чтобы его пытались убить, особенно здесь, да так, чтобы подставить маму? Так что, колись, кто ты такой?
Я задумался, что и как сказать? И решил: А ну его! Пусть этим вопросом занимаются те, кому по штату положено, а мне в их дела влезать как-то не с руки.
— А знаешь, ты совершенно права, дорогая! Вот только делать мы будем так: Я позову дядю Захара на обед, а ты там всё ему и выскажи. Всё, что мне тут сказала.
— Ты за дядю Захара не прячься…
— А я не прячусь, просто есть вопросы, которыми должны заниматься специально обученные люди.
Сказав это я вызвал Захара Георгиевича и стал разговаривать с ним через наруч, держа его как телефон, у уха:
— Да, Серж, что-то случилось?
— Нет, ничего, просто надо кое-что обсудить.
— Заходи! Я у себя в кабинете.
— Лучше вы присоединяйтесь к нам за обедом. Там и обсудим.
— Ты уверен? — спросил наш главный безопасник с явным сомнением в голосе.
— Так надо, — ответил я твёрдо.
— Хорошо… — сомнения не убавилось но появилась и некоторая заинтересованность. — Ты меня заинтриговал.
Только я закончил говорить, как Даша бросилась меня трепать:
— Ты что?! К нам же дядя Миша сегодня приезжает! Он…
— Совсем хорошо! Его это тоже касается! — решительно ответил я, — А сейчас продолжаем урок. Зови свою музыку!
В ответ получил такой взгляд, что подумалось: вот сейчас моя новая жизнь и закончится… Но нет, Даша только шумно выдохнула и хлопнула
