— Что‑то их много.
— Да, — согласился с ним второй, — многовато.
— Определённо, надо сократить курс, в нём ещё есть отребье, — весомо добавил третий.
На этом невозмутимые, словно небожители на Смертном суде, офицеры покинули нас, и снова на тридцать дней первым курсом занялись сержанты. Правда, на этот раз они делали упор не на физические упражнения, хотя их никто не отменял, а на психологическое давление. Причём эти звери в человеческом обличье знали подноготную каждого кадета и били по самому больному. Ты беден? Попрёк нищетой. Бастард? Они крутили этот факт перед носом кадета и задевали его мать. Крестьянин? Следовал рассказ про тупость деревенских жителей, их необразованность и пьяные зачатия, в результате которого и родился данный ученик военного лицея, попавший в него лишь по недоразумению. В общем, доставалось всем, а в моем случае для сержантов было полное раздолье. И они многое поведали мне о моей трусости и бегстве из замка, глупости Квентина Ройхо, решившего, что он может быть на равных с герцогом, и никчёмности его дружины, прозевавшей нападение. Всё это происходило перед строем, и, скажу честно, я за малым не сломался. И только взгляд верного товарища Альеры, который морально поддерживал меня, а я его, не дал мне плюнуть на всё и не покинуть военный лицей с позором, как это сделали ещё пятнадцать человек нашего курса.
Но всё проходит, и второй месяц прошёл. Снова нам дали один выходной, а затем тридцать человек, всех, кто остался, под присмотром всё тех же офицеров, которых мы видели ранее, разбили на десятки и к каждому подразделению прикрепили постоянного сержанта. Мы с Альерой попали во второй десяток, и нашим командиром стал сержант Сантин, в прошлом пограничник‑рейдер, двадцать лет на юге империи ловивший контрабандистов и диверсантов из королевства Асилк и успевший поучаствовать в знаменитом побоище на Диньском поле, где отличился полк Квентина Ройхо. И с этого момента началась более или менее нормальная учёба, так как с нами наконец стали заниматься учителя и инструкторы.
Однако определённого распорядка дня всё равно не было, всё происходило на первый взгляд спонтанно и неорганизованно. С утра — физподготовка, затем верховая езда, всего два часа, после — фехтование, а далее снова физические упражнения и история имперских войн. Какая‑то мешанина. И хотя беготни по кругу и нагрузок стало меньше, а работы для мозга больше, меня такое положение дел всё же не устраивало, поскольку знаний и умений у меня опять не прибавлялось, а учителя и сержанты просто присматривались к кадетам и выясняли их интеллектуальный уровень. В общем, странный месяц, который истёк вчера. А сегодня начинается четвёртый, у нас будет очередной выходной день, а далее снова начнётся учёба, и, какие изменения грядут, никто, даже Виран Альера, точно не знает, потому что хоть он и имел про «Крестич» некоторую информацию, но не мог знать всё досконально.
Я вновь вернулся в реальность, а воспоминания, от которых у меня начинали скрежетать зубы, загнал в дальний угол своей памяти. Наши сержанты стоят перед строем и, хотя видят, что все кадеты на месте и за минувшую ночь никто из «Крестича» не испарился, выкрикивают фамилии своих подчинённых. Первый и третий десяток меня не интересуют, я вслушиваюсь в слова сержанта Сантина, высокого блондина, который чем‑то напоминает жердь и в целом производит впечатление неуклюжего человека. Но мы знаем, что он может быть очень быстрым, резким и гибким и является великолепным гимнастом с навыками разведчика, который подмечает любую мелочь, а потому недооценивать его нельзя, и каждый кадет стоит не шевелясь.
— Виран Альера! — выкрикивает сержант.
— Я! — откликается мой единственный в этом мире ДРУГ.
— Нунц Эхарт!
— Я! — слышится бас некогда полного и весёлого, а теперь худого и вечно хмурого третьего баронского сына.
— Тарди Пест!
— Я! — подает голос сын простого ремесленника‑оствера из Йонара.
— Торман Сарана!
— Я! — отвечает уже получивший сегодня тумака рано ставший сиротой и отправленный в лицей матерью шестнадцатилетний граф.
— Вилл Фертанг!
— Я! — Это наследник князя Фертанга, самый знатный из всех присутствующих дворянин и, стоит это признать, самый подготовленный к физическим нагрузкам человек на нашем курсе.
Первая шеренга отозвалась, приходит черёд второй, и сержант продолжает:
— Кричард Кальк!
— Я! — слышится голос того самого аристократа, с которым я дрался в гостинице господина Ирсы.
Сначала он был вместе со своим товарищем, но тот уже через три дня, проклиная сержантов, покинул учебное заведение. А Кричард, оказавшийся неплохим парнем, выдержал все испытания, а поскольку трений между нами больше не возникало, то мы даже пару раз посмеивались, вспоминая наше знакомство.
— Ченст Лигна!
— Я! — Глухой рокот молодого горца из племени, которое называет себя «истинные остверы», присланного на учёбу вождём.
— Гуннар Арциз!
— Я! — порывисто выкрикивает бастард самого великого герцога Ферро Канима, которому только обида на отца и на всю свою неказистую жизнь дала силы выдержать непомерные нагрузки и оскорбления.
— Лиска Заман!
— Я! — увесисто роняет смуглолицый раскосый, похожий на башкира, дворянин с архипелага Гири‑Нар.
— Уркварт Ройхо!
— Я! — последним раздаётся мой голос.
Перекличка окончена, и сержант с высоты своего роста и главенствующего положения оглядывает нас и говорит:
— Поздравляю вас с окончанием третьего месяца обучения, господа кадеты!
Каждый из нас наверняка отметил для себя появившуюся в обращении сержанта приставку «господа». Значит, мы поднялись на первую ступеньку по пути к заветному офицерскому патенту. Этому нельзя не порадоваться, и мы бодро выкрикиваем:
— Служим империи!
От соседних десятков нашего курса доносится то же самое, и в это время от центра плаца к нам приближаются три офицера в капитанском звании, которых мы уже видели ранее. По пути они разошлись, каждый направился к одному из десятков, и один из них приблизился к нам. Как и в прошлые разы, капитан окинул нас взглядом, в котором сквозило презрение, думаю, более показное, чем настоящее, и бросил:
— Ну что же, вполне приемлемые заготовки, из которых может что‑то получиться. — Он повернулся к Сантину: — Что вы думаете по этому поводу, сержант?
— Вы совершенно правы, господин капитан! — отчеканил сержант. — Но с ними ещё придётся много работать, и, если хотя бы половина из них дотянет до выпуска, это будет приемлемым результатом.
