— Что значит «оставленный»?
— Старейшины-древесники всегда сами решают, в кого ребенок больше удался. Если перевесит человеческая порода, дитя оставляют на воспитание людям, не лишая, правда, своего покровительства. Если же взято больше от второго родителя — забирают к себе, и он становится новым деревом в ближайшем лесу.
— Ни себе чего!.. А еще?
— Подводные охотники. Тоже непонятного происхождения: то ли выходцы из глубин, которые могут некоторое время бывать на суше, то ли жители дальних островов, которые много времени проводили в море, пока почти совсем туда не перешли, то ли, как говорят их легенды, попали к нам с упавшей когда-то звездой. Живут в основном на небольших глубинах вблизи восточных побережий, умеют зачаровывать людей песнями, хотя в этом чаще всего нет необходимости.
— Настолько привлекательные?
— Не то слово! Стройные, изящные, высокие, сложены просто идеально, глаза такие удлиненные, голубые или синие, слегка враскос… Волосы мягкие, густые, чуть ли не до пят, а кожа!.. Правда, перепонки между пальцев, за ушами по шее складки вроде жабр, и зубы заостренные, как у рыб, но на это как-то не обращаешь внимания…
— Это ты личным опытом делишься?
— Да уж, доводилось и в тех местах походить с торговым флотом — не всегда же я волком бегал!
— С тобой все ясно, кобелина ты этакий! Что, на этом и все?
— Нет, есть еще сумеречники. Эти бродячие охотники держатся в нехоженых лесах на северо-востоке. Чем-то напоминают кошек: рослые, гибкие, остроухие, большеглазые, на руках втяжные когти, в темноте видят, как днем, слух — любого зверя переплюнут, и клыки такие… заметные.
— Неужели тоже популярны у женщин?
— Почему нет? — пожал плечами Ворх. — Сами-то, может, не на любой вкус хороши, зато к своим подругам очень ласковы, да и дети от них рождаются потрясающей красоты, причем только девочки! Помню, была у меня одна такая вот полукровочка…
— Ты не отвлекайся! — Дотянувшись, я дернула за кончик пушистого хвоста волка, у которого взгляд уже опять затуманивался воспоминаниями. — Про свое бурное аморальное прошлое после расскажешь, а сейчас продолжай расширять мой кругозор!
— А с чего это ты так интересуешься всякими нелюдями? — ехидно прищурился хищник, мимоходом убирая хвост подальше от моих рук. — Неужели решила обосноваться здесь надолго и всерьез?!
— Да, и теперь озадачена поиском достойной пары. А ты что-то имеешь против?!
— Упаси боги, что я — себе враг?! Только почему тебе не ищется среди людей? У нас и этого добра хватает — южане-кочевники, жители северных, восточных и западных побережий, озерные жители, всевозможные островитяне, про лейоров уже и не говорю…
— Это еще кто?
— Коренные обитатели территорий, ставших когда-то Северным Королевством.
— А меня, может, на экзотику тянет? Я и сама-то… нездешняя!
— Тогда тебе надо прямиком на Недосягаемые острова! — хмыкнул волк. — Уж там народ — экзотичней просто некуда!
— Так, вот с этого места поподробней, пожалуйста!
— Пожалуйста! Острова так назвали потому, что морем плыть слишком долго и опасно — в тех морях много рифов, подводных скал и переменчивых течений, а еще очень часты штормы и ураганы, поэтому долгое время о жителях ничего не было известно. Когда же наладили переброску с помощью порталов, отбою не стало от любителей экзотики.
— Что, такие уж сногсшибательно неотразимые? — не на шутку заинтересовалась я.
— Дело не только в этом. Островки маленькие, сильно разрозненные, жителей мало, и они приспособились менять пол.
— Как это?!
— Постепенно, в три-четыре дня, — терпеливо разъяснил мой просвещенный собеседник. — Построит себе отдельный шалашик, зелья специальные пьет. Был мужчиной — стал женщиной, и наоборот. Смотря кого на тот момент не хватает. Правда, в последние лет сто пятьдесят у них такой необходимости не возникало… И что интересно — эта способность сохраняется и у полукровок. Но главное то, что, по всеобщему мнению, они — самые потрясающие любовники!
— Еще бы! — развеселилась я. — Богатый личный опыт ничем не заменишь! Решено: еду именно туда!
— Вот и определились, хвала богам! — с подвыванием зевнул Ворх в триста пятнадцатый раз. — А сейчас пора спать!
— Кому спать, а кому на трудовую вахту, — проворчала я, вставая и разминая ноги, затекшие от продолжительного сидения «по-восточному». — Хватит уже Гису эксплуатировать, и так заболтались…
На двенадцатый день принц очнулся. Я как раз направлялась к его ложу с полной кружкой свежего, еще горячего ягодно-травяного настоя, а поскольку саму здорово пошатывало от слабости, все мое внимание было сосредоточено на том, чтобы пройти ровно и не расплескать. Почувствовав чье-то пристальное внимание, я вскинула голову и встретила еще мутный, но уже вполне осмысленный взгляд, выражавший одновременно недоверие и безграничное удивление. Как я ту кружку не уронила — один Бог ведает, но донесла-таки ее до места и осторожно пристроила на плоский камень, заменявший тумбочку. Потемневшие до матовой черноты глаза неотрывно и настороженно следили за каждым моим движением. Я присела рядом и окликнула его по имени. Левая бровь чуть шевельнулась.
— Ты меня слышишь?
Он медленно моргнул в ответ.
В пещеру вбежал Ворх, на несколько мгновений остолбенел на пороге, не веря своим глазам, потом ринулся к постели принца и ткнулся носом в его плечо.
— Хвала богам! Тебе лучше?!
Дин чуть шевельнул забинтованным плечом и снова перевел взгляд на меня. Я кстати вспомнила о некоторых сложностях.
— Будь любезен, выпусти шипы — нужно раны осмотреть.
Прищуренные глаза цвета грозовой полуночи некоторое время сверлили меня пронзительным взглядом, потом он со вздохом опустил веки, нахмурился и с видимым усилием сжал в кулак левую руку. Не сразу, но желаемый результат был достигнут, и осмотром я осталась довольна — рваные раны затянулись, а на месте выломанных в схватке шипов начали расти новые.
С правой рукой дело было хуже; собственно говоря, никак. Рука не желала подчиняться своему хозяину, хотя он честно старался как мог.
— Все ясно! — упавшим голосом подытожила я, переглядываясь с помрачневшим волком. — На сегодня хватит. Выпей это и спи.
Принц, продолжая буравить меня пристальным взглядом, послушно одолел всю кружку и отвернулся к стене. Вскоре он уже спал, а я время от времени тихонько подбиралась к нему, чтобы убедиться, что все в порядке. Выглядел он очень даже неплохо, дышал ровно и глубоко, и я, несколько успокоившись, позволила себе отлучиться по своим делам. Совсем ненадолго, но, вернувшись, я чуть не стала жертвой пресловутого кондратия, который так некстати обнимает всех кого ни попадя. В это невозможно было поверить: Дину не просто снова стало плохо, он в прямом смысле слова был на последнем издыхании! Медальон, почти утративший свечение, тусклой кляксой распластался поверх бинтов, дыхания не видно и не слышно, от пульса остались приятные воспоминания в виде невнятного трепета в сонных артериях. Кожа стала синюшно-бледной и холодной, и вся его фигура выглядела какой-то растекшейся.
