— Лорен, убери этого.
Лорен подошёл к кушетке и лёгким пинком поднял на ноги лежавшего там.
— Пошёл.
Лорен вывел лежавшего, Гаор мельком успел заметить, что спина и ягодицы у того блестят как мокрые, или от мази.
— Встань сюда.
Это уже ему. Он выполнил приказ. Женщина, по-прежнему не вставая со стула, переместилась от стола с бумагами вплотную к нему. Оглядела.
— В камере били?
— Нет, — он вовремя спохватился, — госпожа.
Она удивлённо покачала головой.
— Где в последний раз били?
— На первичной обработке перед одиночкой, госпожа.
Если не думать, а говорить как уставное обращение, то выходит легко, без напряга.
— Тогда чисто, — как самой себе сказала она, — но проверим. Повернись.
Она выслушала лёгкие, сердце, ощупала его всего сильными, но… не злыми пальцами. Он попытался опять прикрыться, но тут же получил замечание.
— Стой смирно, раз не били.
А вездесущий Лорен, как раз, судя по шуму, ввёл и поставил очередного — Гаор стоял спиной к двери, и не видел происходящего, догадываясь по шумам — подкрепил её слова подзатыльником.
Женщина, закончив осмотр, отъехала к столу и что-то там записала.
— Встань на колени.
На этот раз он выполнил приказ до того, как его ударили.
— Лорен, второй комплект.
Она подъехала к нему, а санитар подкатил один из столиков с инструментами.
— Голову назад.
Гаор запрокинул голову. Она резким сильным движением, но не причиняя боли, сдвинула ему волосы, открывая татуировку, наклонилась, рассматривая.
— Когда умывался, не мочил?
— Нет, госпожа.
— Правильно.
Она взяла со столика тюбик, выдавила себе на палец серой прозрачной мази и промазала ему лоб. Мазь была приятно прохладной.
— Ошейник подними.
Он замешкался, не зная, как выполнить этот приказ. Но она сама взялась за ошейник с двух сторон и сдвинула его наверх по шее. Ошейник туго сдавил горло, и сразу стало трудно дышать. Он захрипел.
— Терпи, — строго сказала женщина, осматривая его шею. — Лорен, там ещё много?
— Двое.
Она вздохнула.
— И все новообращённые?
— С ними пока всё.
— Хоть на этом спасибо.
Разговаривая с Лореном, она смазала Гаору шею той же мазью.
— Ошейник не опускай, пока не впитается. Завтра можешь мыться. Шею моешь когда, под ошейником промывай. И вытирай, как следует, не опускай на мокрое, разотрёшь в язву.
Она говорила устало и равнодушно, как давно привччное, явно думая о чём-то другом.
— Забирай его.
— Пошёл.
Он встал на ноги и повернулся к двери. И тут новое потрясение. В кабинете ждали своей очереди, стоя на коленях, две молоденькие и, как и он, абсолютно голые девчонки. Из одежды на них были только ошейники, волосы спускаются до плеч, закрывая уши, на лбах над бровями татуировка — кружок. Значит, прирождённые. Он инстинктивно прикрылся руками, проходя мимо, и одна из них хихикнула, а другая быстро показала ему язык. Хмыкнул и санитар.
Что их так насмешило, Гаор не понял. Хотя… кажется, можно догадаться. Он оделся, и санитар вывел его в коридор, передав надзирателю.
— Руки за спину, вперёд.
Тем же путем его повели обратно. Ошейник сильно давил шею, но попробовать убрать руки из-за спины, он не рискнул. На гауптвахте тоже попытки шевельнуться без приказа карались сразу и намного жёстче. "Ну да", — сообразил Гаор. На "губе" — подохнет, туда и дорога, а здесь его ещё продавать собираются, и, значит, берегут. Ворохнулась мысль, что могут отправить в другую камеру, но он задавил её. Было бы слишком страшно оказаться одному, без знакомых.
Но, к его облегчению, оказался Гаор опять там же. И сразу прошёл к своему месту рядом с Седым и сел на нары.
— Куды гоняли? — спросил Зима.
— Повылазило тебе, не видишь? К врачу, — ответил за Гаора Чалый. — Так, Рыжий?
Говорить Гаор не мог, и молча кивнул. Седой с улыбкой посмотрел на него.
— Перетерпи, он новый жёсткий, обомнётся, будет свободно двигаться. Лоб тоже промазали?
Гаор снова кивнул.
— А мы тут на прогулку ходили, — стал рассказывать последние новости Чалый.
— А Сизаря и ещё двух с того конца на торги дёрнули.
— Рыжий, а баб видел? Ну, у врача.
Гаор осторожно кивнул.
— Нуу? — оживились парни.
— И много?
Говорить Гаор ещё не мог и потому молча показал два пальца.
— Больше-то тут и поглядеть на них негде.
— Это тебе не в Таргуйском.
— В посёлке-то с этим свободно.
— Это по управляющему глядя.
— Ну, завсегда так.
— И в казармах везде по-разному.
— Вот помнишь, ребя, мы там эти дуры пустотелые делали, так там, Рыжий, веришь, нет, отбой, надзиратель казарму запрёт и дрыхнуть уходит, а там хоть огнём всё гори, — рассказывал Чеграш, — решётки промеж отсеков плёвые, пролезть как нечего делать…
— Это они, небось, по директорскому пузу рассчитывали, — засмеялся Гиря, — он бы точно застрял, а нам-то…
— Главное, к побудке на место успеть.
Гаор невольно засмеялся и тут же закашлялся. Осторожно тронул шею, вроде мазь впиталась, и попробовал сдвинуть ошейник вниз. Тот неожиданно легко сел на основание шеи. Сразу стало легче дышать. Гаор откашлялся, перевёл дыхание и ответил.
— Это в любой казарме главное.
Парни переглянулись.
— В любой это как?
— Ну, в солдатской.
— А рази там запретно?
— Там же свободные.
Гаор сел, подобрав под себя ноги. Уж о чём-чём, а о казармах он мог рассказать.
— В казарме нельзя. Выйдешь по увольнительной и гуляй, как хочешь, только патрулю не попадайся, — начал он.
— И сильно гулял?
— Ты что ж, солдатом был?
— Был, — кивнул Гаор. — А гулял по-всякому. Как с деньгами было. За увольнительную тоже заплатить надо.
Седой, улыбаясь, смотрел на них и слушал, не вмешиваясь. Камера жила своей жизнью, и всё это казалось Гаору уже привычным и даже не слишком отличалось от того, как он прожил большую часть своей жизни. Ну, мятые штаны и рубахи вместо формы, ну, небритые и лохматые, ну, в ошейниках, а так-то… бабы, жратва, выпивка, кто что когда видел и пробовал по этой части.
— И послаблений не было?
Гаор невольно помрачнел.
— Когда послабления… не к добру они. Перед Чёрным Ущельем нам тоже… строевой нет, начальство нас не трогало, девок, кто хотел, прямо в казарму приводили.
— Это почему? — спросил Чеграш.
— Смертники, — пожал плечами Гаор. — Оттуда живым мало кто возвращался, а со смертника какой спрос. Если я в Чёрное Ущелье назначен, мне "губа", ну гауптвахта, — пояснил он, заметив недоумение парней. Они снова не поняли, и он уточнил, — вроде тюрьмы для военных, но не надолго, а так, не больше месяца.
