— Здравствуй, Морушка! Мне говорили, змей завёлся не то в Тясмине, не то под самим святилищем, я и проверяла. Я ведь за всеми тремя мирами слежу, а ты только за одним... Ну, как у тебя? Муж не обижает?
— Который из двух? Даждьбога я сегодня под землёй не видела, золотая ладья пустая плыла. Наверное, сюда поехал. А старик весь день пропадал у колдунов в Дебрянских лесах, под вечер вернулся, поужинал и снова на коня — как бы не сюда. И вороны, его наушники, тут вертелись, пока я не погнала... Ох, никому я не нужна, кроме тех, кто сам Смерти ищет.
— Неправда. Нужна, ещё и как! Мне, — послышался весёлый молодой голос.
В святилище въехал всадник на красном коне, с длинными золотыми волосами, в белой вышитой сорочке. и золотых сапожках. На красивом молодом лице выделялись тонкие золотые усы. Золотом отливали его руки до локтей. У пояса висел золотой топор. Золотоволосый легко соскочил с коня, подошёл к Моране и обнял её, а та поцеловала его в щёку и с усмешкой спросила:
— Как это я тебя обогнала, а? У русалок небось задержался?
— Ага. Искал русалку лучше тебя, да так и не нашёл.
Оба рассмеялись, и Морана надела венок на золотоволосую голову своего мужа и брата. А по небу уже раскатился гром, и сильный голос раздался сверху:
— Так что, есть тут змей или нет?
Лада с улыбкой развела руками:
— Нет и не было. Не повезло тебе, сынок, с охотой.
С неба в святилище спустилась колесница, запряжённая четырьмя тёмно-синими, как грозовая туча, конями. Ими правил умелой рукой могучий воин, черноволосый, золотобородый, с мечом и каменной секирой у пояса.
— Не повезло, и ладно. А вот чертей на обратном пути погонять не мешает. В твоём, сестра, святом Моранином-граде с ведьмами непотребство вытворяют, прямо там, где ваш с братом храм был. Сюда бы ещё братца Ярил у с его волками, показали бы тогда бесовскому племени!
— За моими серыми дело не станет! А после выпьем будинского мёда, на травах настоянного!
В ворота въехал совсем молодой светловолосый воин на белом коне и сам весь в белом, с копьём и круглым золотым щитом. Он похлопал по седельной сумке, из которой торчала вместительная амфора.
— Еду я через Гелон, мой город, вижу — сидят старый будин, двое венедов да грек и за меня пьют: и вино, и пиво, и вот этот самый мёд. Будин им показал, где мой храм был. Грек гимн Дионису, мне то есть, спел. А в городе — ни единой хатки. Только сарматы за валами, у Ворсклы, скот пасут на заливных лугах. — На беззаботное лицо молодого бога легла тень печали.
На сильном огненно-рыжем жеребце в святилище въехал муж средних лет, с могучими мышцами кузнеца, буйными огненно-рыжими волосами и такой же бородой, в кожаном переднике. Все почтительно поклонились ему. А он снял с седла мешок и протянул колесничему:
— Что же ты, Перун, за громовыми стрелами никого не прислал? Я думал, вы тут змея бить будете.
— Да нет змея-то. Хорошо, хоть эта дрянь здесь ещё не завелась.
— Конечно хорошо. А то мне снова в небесной кузнице дверь открытой держать да ожидать: вдруг вы, змееборцы великие, снова змея одолеете, а от змеихи ко мне со всех ног убежите?
— Мы, Сварожичи, только воевать со змеями умеем, и то кое-как, — простовато улыбаясь, развёл руками Ярила. — А запрягать их в плуг и валы выпахивать — это один ты, отец, можешь.
— Вот я и выпахивал валы для великих городов... которых вы не уберегли, — проворчал Сварог.
Среди звёзд вдруг появилась ещё одна, ярко-белая, затмевавшая сиянием все остальные. Она полетела вниз, превращаясь на глазах в белого всадника на белом коне. Всадник плавно опустился на вершину кургана. Это был красивый могучий старик с длинными седыми волосами и снежно-белой бородой, одетый во всё белое. Все, не исключая Сварога, почтительно склонились перед всадником. А он неторопливо спешился и сел на склоне кургана. Остальные расселись чуть ниже, у подножия. Небесные кони паслись между курганом и валом.
— Все вроде тут? А прадед Велес где? — спросил старик. — Звали ведь...
— А ему сейчас и так всё видно и слышно, — указал Перун на полную луну. — Не хочет спуститься — его дело. А может, и спустился: я ужа большого в траве заметил. Досадует старый, что не он в этом мире хозяин. Так ведь не он его и творил, а ты, дедушка Род, Белый бог.
— Ты творил, ты и правишь, — поддержал брата Даждьбог.
— Кто творил и правит, с того и спрос больше, — вздохнул Род-Белбог.
— Кто с нас, богов, спрашивать может? — вскинул брови Перун.
— Люди, что нам верят. Для бога, царя, жреца самый большой грех — веру обмануть. Всё равно что отцу детей предать, а старейшине — свой род, — сказал Род. — Здесь самое святое место было во всей земле сколотской. Всех нас тут славили, жертвами ублажали, песнями да плясками веселили. Где же мы были в тот осенний день проклятый?
— Мы сколотое не предавали. Чернобог с Ягой сюда сарматов привели, — сказал Ярила.
— Ну а сам ты где был? — упёрся рукой в колено Род.
— Как где? Под землёй. Мне положено в среднем мире только весной быть.
— А племена твои богатые в каком мире отсиживались? Не твои жрецы их учили: в великом царстве худо жить — много дани платить, далеко на войну ходить, лучше царство малое и не славное, да своё? Вот и не стало царства ни большого, ни малого. — Старик перевёл суровый взгляд на Перуна. — А ты где был с храбрым племенем воинским?
— А нас туда и не звали. Возомнили авхаты мудрые, что править царством жрецы должны, а не воины, и не признали Слава великим царём. Ещё и убить хотели, еле вырвался он тогда из Пастырь-града. И всё твоим именем, братец светлый да праведный! — Громовник гневно сверкнул глазами на Даждьбога. — Вот мы и не пришли — чтобы попробовали святоши, каково с мудростью без силы. А в бою я сарматам не помогал, хоть они мне большие жертвы сулили.
— Ты не помогал, зато Морана помогла. Это вам, Ортагну с Артимпасой, здесь в жертву пленников сотнями резали, — сказал Род.
— Никому я не помогала. Это всё тётушка Яга, ей и жертвы достались, — возразила Морана.
— Может, и она. Люди перед смертью одно видели — носится над ними какая-то на чёрном коне, с мечом, вся в чёрном и распатланная. Все же знают: где война, там и Смерть-Морана.
— Мои волосы с её седыми патлами спутать! — возмущённо тряхнула пышными чёрными волосами Морана и вдруг заговорила зло, со слезами в голосе: — Да не было меня там, я в нижнем мире была, куда вы меня загнали! И жизнь у людей отбирать вы мне велели! Мало вам одной богини смерти? Попробовали бы сами девять месяцев, от Купалы до весны, под землёй, с теми, кого здесь и поминать боятся! И все за то, что дядюшка Чернобог один раз меня туда силой унёс...
