– Нет, – ахнул Арвин.
Затаившаяся между глаз энергия внезапно стрельнула сквозь зрачки. Юноша видел, как к перчатке метнулась серебристая лента. Мир перед глазами утонул в ярком свете. Когда он рассеялся, лента пропала, однако, перчатка парила над перилами. Неуверенно, медленными рывками, он потянул высвобожденную энергию обратно. Перчатка плыла по воздуху следом, двигаясь короткими прерывистыми отрезками, и в конце концов упала на землю перед Арвином.
– Теперь можешь расслабиться.
Юноша осел наземь, позволяя напряжению оставить сведённые судорогой мышцы. Затем он склонил голову и потёр затёкшую шею.
– Я сделал это. Я овладел новой силой.
– Да.
Зелия смотрела на ученика крайне задумчиво, словно его успех удивил юань-ти.
– Думаю, для одной ночи этого достаточно, – резко сказала она. – Уже почти полночь. Надо взглянуть, не объявились ли культисты.
Арвин кивнул, вдруг почувствовав изнеможение. Подрагивая, он принялся натягивать одежду. Он думал, что его снова накроет волна бодрящей энергии, но вместо этого юноше нестерпимо захотелось заснуть. Он надеялся, что головная боль не даст ему это сделать. Одевшись, молодой человек снова сел, прислонившись к одному из горшков. Он поймал себя на том, что старается изо всех сил не закрывать глаз. Даже любопытство относительно дальнейших действий Зелии, которая уселась, скрестив ноги, в точно такой же позе, как и мать Арвина во время медитаций, не могло заставить его приободриться.
Пока юань-ти смотрела в ночное небо и шипела, призывая псионическую силу, которая должна была позволить ей, заглянуть в коллекторы, сознание юноши соскользнуло в сон.
Самый странный сон за всю его жизнь.
Киторн 23, полночь
Арвин лежал на боку, притянув колени к груди и обхватив их руками. Он балансировал на грани между сном и бодрствованием – юноша осознавал, что находится на крыше, слышал срывающиеся с собственных губ дыхание, и всё же его сознание крепко запуталось в паутине грёз. Это было так странно, словно он уже проснулся, и наблюдает свой сон со стороны – сон столь же яркий, как и явь.
В нём Арвин был ребёнком – детёнышем змеи. Он быстро скользил по коридору, его чешуя шелестела о гладкий зелёный камень пола. Следом за ним бежала девочка-человек, которой было не больше пяти лет – на два года меньше, чем Арвину – с заплетёнными в косу волосами и рабским клеймом на щеке. Она смеялась, следуя за Арвином в устланную коврами столовую, её глаза блестели от возбуждения. Арвин, шипя от радости, что сбежал от неуклюжего человека, поднял переднюю часть туловища и скользнул вверх по ножке стола. Но слишком поздно. Маленькая рабыня наклонилась и дёрнула ковёр, опрокинув змею на пол. Потом девочка подбежала ближе и шлепнула по чешуйчатому хвосту ладонью.
– Коснулась хвоста! – пронзительно закричала она. – Коснулась! Твоя очередь!
Арвин почувствовал, как в нём закипает ярость. Нет, это не честно, рабыня его обманула. Она не дала ему достаточно форы. Змеиное тело свилось в клубок и резко распрямилось, словно пружина. Клыки вонзились в руку девочки, и Арвин ощутил горячий и сладкий аромат крови.
Рабыня ахнула и пошатываясь отступила, разглядывая две одинаковые капли крови на предплечье, и упала на пол.
– Я думала... – выдохнула она, едва ворочая вмиг распухшим языком, – мы... друзья...
Её глаза остекленели.
Арвин стрельнул языком. Девочка неподвижно лежала на полу, уже не дыша. Она была мертва.
В душе всколыхнулось сожаление. Возможно, не следовало действовать столь поспешно. С кем ему теперь играть?
Арвин шевельнулся во сне, переворачиваясь на другой бок. Ночной воздух становился прохладнее и свежее. Юноша прижимался к нагретой за день крыше, тело впитывало оставшееся тепло. Частично он понимал, что двигается как змея, совершая волновые движения бедрами и плечами, чтобы придвинуться...
Сон изменился. Теперь Арвин стоял на коленях на каменной платформе в центре комнаты, богаче которой ему видеть не доводилось. Высокий куполообразный потолок подпирали золочёные колонны, окна завешивали шелковые шторы, колышущиеся от вечернего бриза, а стены украшала серия фресок, на которых была изображена Мировая Змея, взирающая на змей, ящериц и других рептилий, появляющихся из Её чрева.
Арвин чувствовал себя опустошённым, как это бывает после вспышек сильной ярости. Он разбил руки, молотя кулаками по ложу для сна, кожа зудела и была влажной от едкого пота, скатывающегося по его чешуйкам. От долгого шипения сводило челюсть. Арвин швырнул свой обед в дверь, и яичный желток и скорлупа прилипли к деревянной полированной поверхности, а его мать всё не желала смягчиться и простить его. Она больше не даст нового раба для игр. Пока он не научится сдерживаться. Пока не возьмёт верх над своими эмоциями. Пока не прекратит поступать настолько по-человечески.
Это задевало. Люди – глупые, неуклюжие существа. Юань-ти властвуют над ними, подчиняя своей воле. Точно так же, как сами люди и прочие низшие расы доминируют над животными. Таков естественный порядок вещей. Это...
Дверь отворилась. Перед Арвином стоял самый странный человек из всех, кого ему доводилось видеть. Он был низкорослым и лысым, с темной кожей, а его лицо казалось настолько морщинистым, будто кости черепа съёжились под кожей. И всё же его фигура была стройной и мускулистой. Единственной одеждой странному пришельцу служила набедренная повязка, почти такая же тёмная, как и его кожа. Вокруг запястья свернулась бирюзовая змейка с полупрозрачными жёлтыми крыльями: летающая змея из джунглей Чульта. Разглядывающий её Арвин замер, когда рептилия подняла голову и зашипела. Он так давно хотел такую питомицу...
Лысый человек повёл рукой вверх-вниз, принуждая летающую змею расправить крылья. Всё это время он молча смотрел на Арвина.
Откуда-то из глубины дома донёсся перезвон ветряных колокольчиков. Меж тем сквозняк, колышущий занавески в комнате прекратился. Должно быть, небо очистилось от облаков, через окно лились потоки солнечного света.
– Желание, – произнёс лысый низким голосом, никак не вяжущимся с его тощей фигурой. – Я чувствую, как оно исходит от тебя, словно тепло от нагретой солнцем скалы. Твои эмоции глубоки и поспешны – очень необычно для юань-ти.
Арвин уставился на дерзкого человека, задаваясь вопросом, когда тот уже отдаст ему летающую змею – возможно, её нужно просто отобрать? Рептилия, очевидна, была извинением матери за её слишком бурную реакцию на смерть девочки-рабыни.
