Теперь покраснел Кейл. Сефрис снова продолжил.
— И передай ему, наконец, что я устал, но всё еще служу Переплетчику и этому храму. Ты понял всё, что я сказал?
Хрин коротко кивнул. Он и остальные жрецы смущенные постояли еще мгновение.
— Его сердце остановится через пятьсот тридцать два дня, — пробормотал Сефрис, глядя вслед Хрину. Затем он повернулся и обратился к Кейлу и его спутникам:
— Идите за мной.
Хранитель знаний повел их прочь от жрецов в зал поклонения, и дальше через одну из множества дверей. Он шел молча. Двигались они через темный коридор без окон, на стенах которого висели в рамках карты, пока не пришли в маленькую комнату для совещаний. Одинокая доска на стене, стол по центру и пять стульев вокруг. Шкаф у одной из стен содержал груды бумаги и свитков. Солнечный свет проникал через маленькое окно, даруя хоть какое–то освещение. Кейл избегал его лучей.
— Садитесь, — приказал Сефрис, и они послушались. Мудрец не сел; вместо этого он пошел к доске, взял кусок мела в руку, посмотрел на него, и… сжал его в руке, так и не написав ничего. Затем он повернулся к столу и посмотрел на Джака, Магадона и Кейла. Его взгляд не был дружелюбным.
— Тьма следует за вами тремя так же, как ночь следует за днем. Буря преследует вас всех. Вы чувствуете её?
— Ты даже не знаешь меня, жрец, — ответил Магадон.
Сефрис грубо и иронично рассмеялся.
— Нет. Но знаю о тебе.
— Ты ошибаешься, — снова ответил Магадон.
Сефрис усмехнулся злобно.
— Тебе нравятся числа, Магадон сын дьявола? Есть Девять Адов. Твой отец правит…
— Закрой свой рот — остановил его Магадон, покраснев. Он встал со своего стула, его бледные глаза пылали. Руки проводника были сжаты в кулаки.
Кейл взял Магадона за руку, чтобы успокоить его.
— Кто он, чтобы говорить обо мне? — Магадон гневно посмотрел на Кейла, но сел по просьбе друзей.
— Я ответственный служитель своего бога, сын дьявола, — ответил Сефрис горьким тоном. — Не более. Но и не менее. Ты пришел, потому должен слушать.
— Что они сделали с тобой, Сефрис? — Спросил Джак. — Ты… скорбен.
— Они сделали не больше, чем ты Джак Флит, — ответил Сефрис. — Использовали меня для своих нужд, как и ты надеешься сделать это теперь.
Кейл понял тогда, и слова слетели с его губ раньше, чем он мог себя остановить.
— Ты не хотел возвращаться.
Сефрис смотрел на Кейла мгновение, потом ударил куском мела по доске так сильно, что расколол её.
— Конечно, я не хотел возвращаться! Печаль? — Он посмотрел на полурослика. — У меня есть полное право печалиться, Джак Флит. Что однажды было даром, теперь проклятье. Мой разум полон чисел и формул, неважно бодрствую я или сплю. Семь слов, которые ты только что произнес, число пуговиц на твоей тунике, число шагов, понадобившихся мне, чтобы дойти до рынка, число послушников в зале, число жрецов в этой… тюрьме. — Он поглядел на троих спутников. — Числа преследуют меня. Ответы терзают меня. Ты видишь это, псион? — Он брызнул слюной в сторону Магадона. — Это то, кем я являюсь и почему говорю о твоём роде. Я знаю. Нет отдыха для меня, кроме смерти, и даже в этом мне отказано.
Сефрис остановился, глубоко вдохнул и взял себя в руки.
Джак и Магадон глазели на него, слишком пораженные, чтобы говорить.
— Но мои желания в этом деле второстепенны, Первый из Пяти. — Произнес Сефрис мягко, обращаясь к Кейлу. — И дважды два всегда будет четыре. Что есть, то есть.
Кейл не мог ничего сказать в ответ. Сефрис позволил себе вернуться из мертвых, когда высший жрец позвал его, потому что считал это своим долгом, как жреца, Как Избранного. Осознание этого заставило Кейла заерзать на стуле. Но он напомнил себе, что не давал никаких обещаний Повелителю Тени.
Сефрис улыбнулся ему, а затем спросил заговорщическим голосом.
— Ты понимаешь это, правда? — улыбка не была дружелюбной. — Это уродливая правда, которую мы несем. И та, что ты понесешь, еще страшнее, чем у остальных. Готовься.
Кейл решил упустить обращение «мы». Вместо этого, он сказал.
— Ты знаешь, зачем мы пришли, Сефрис. Скажи нам то, что мы хотим знать, и мы оставим тебя.
Сефрис ответил:
— Конечно, я знаю, зачем вы пришли. А вы?
Кейл покачал головой.
— Я не понимаю.
— Ты переменная в большом уравнении. Я смотрю сквозь тебя, сквозь всех вас, пытаясь решить тьму за вами. — И после паузы добавил. — Во всех вариантах одна вещь не меняется: многие умрут из–за тебя, Первый из Пяти.
По коже Кейла пошли мурашки. Он не мог посмотреть на Магадона или Джака, не сейчас.
— Ты не знаешь этого, — сказал он Сефрису, и собственные слова показались ему пустыми.
— Разве? — Спросил мудрец.
— Тогда помоги нам, — обратился к Сефрису Джак. — Мы не хотим, чтобы это случилось.
— Желания второстепенны, — ответил Сефрис со зловещей ухмылкой.
Кейл не собирался больше терпеть жалость Сефриса к самому себе и намеренную путаницу. Он направил кинжалы на мудреца.
— Помоги мне остановить это, старый дурак. Если знание твоё проклятие, то скажи мне, что ты знаешь. Если есть переменные, мы можем контролировать результаты. Хватит загадочных подсказок, скажи мне то, что нужно знать.
— Быть загадочным, мой удел, — ответил Сефрис раздражающе спокойным тоном. — Ты еще не заметил? И контроль это иллюзия. Так ты засыпаешь, Первый?
Кейл сжал зубы и едва сдержал ругательства. Тени заструились из его тела. Комната потемнела.
— И так это начинается, — произнес мягко Сефрис.
Дверь в комнату открылась, и появился Вин с тремя жрецами за спиной. Огманиты, должно быть, магически наблюдали за комнатой или подглядывали в замочную скважину.
— С тобой всё в порядке, Избранный? — Спросил Вин.
Сефрис хихикнул, махнул рукой и ответил.
— Как видишь, Вин. Уйди.
Вин осмотрел каждого из трех друзей.
— Не загружайте хранителя знаний своими вопросами. Я буду рядом, — и закрыл дверь.
Гнев Кейла исчез вместе с закрытием двери Вином. Он почувствовал себя… усталым. Он чувствовал рок, нависающий над ним, и был слишком утомленным, чтобы перебороть его.
— Уйдем отсюда, — обратился к нему Магадон. — Это бесполезно. И этот старик сумасшедший.
— Ты не хочешь нам помочь, Сефрис? — Спросил Джак, очевидно задетый.
Сефрис поглядел на него.
— Джак Флит. Друг мой. Семнадцать делится на два. Конечно, я хочу помочь вам. — Он поглядел на потолок и сказал громко. — Потому что я преданный слуга Переплетчика!