— Осень прекрасна, — задумчиво произнес мужчина, — знаешь, почему я так люблю ее? Она похожа на статную женщину в расцвете зрелой красоты. Как распустившийся в цветок бутон, который еще чуть-чуть и тронет увядание. Яркий, упрямый, выносливый, но хрупкий. Осень так тиха, задумчива, а ее платья припудрены золотом. Теплая, шелестящая долгими ливнями и вспыхивающая ворохом разноцветных листьев. С ароматом горечи, холода и дрожащими в ночи огоньками костров. Она — танец страсти и борьбы с жизнью. Начало конца и предвкушение нового начала. Осень похожа на тебя, Сташи. Возможно, пора остановиться?
— Что? — девушка обернулась к Мэрису. Ее взгляд вдруг изменился, стал тусклым и пыльным.
— Останься, — произнес охотник почти умоляюще.
— Не могу. Сильнее меня…пустота, тянет, — она резко мотнула головой и прожгла неожиданно колким, жадным взглядом вампира. Затем зажмурилась, резко шагнула в сторону и пропала.
Ключ открыл новую дверь.
Мэрис с силой сжал кулаки, позволяя ногтям впиться в кожу. Зов. В конечном счете, всегда оказывается сильнее любого из них. Мужчина сухо улыбнулся в пустоту. Он не охотник для нее отныне, и не наставник.
Нет мыслей. Не чувствую тела, не понимаю, где нахожусь и что со мной. Но в объяснениях не нуждаюсь. Зависнув там, где ничего нет, и есть все, постепенно разрываю оболочку, туго спеленавшую чернотой. Внезапное осознание подобно вспышке — я ищу женщину. Точнее — девушку. Образ яркий — светлые волосы, голубые глаза. Из глубин памяти всплывает имя — Нарьяна. Понятия не имею, как оно стало мне известно, но что-то сейчас имеет значение, а что-то нет. Это — нет. Ищу Нарьяну. Только она нужна. Иду, перешагивая через усталость, странное отупение. Зов. Он сильнее меня.
Вечер. Где-то хлопает незакрытая ставня. Словно палки, омертвевшие черные пальцы деревьев. И запах. Только разлагающиеся тела имеют такой гадкий сладковато-тошнотворный запах. Мертвая деревня.
Я села на корточки. Боль, но не телесная, иная. Она зародилась внутри, на мгновенье скрутила тело и осыпалась пеплом горького понимания. Пришлось заставлять себя подняться и осмотреться. 'Всему есть причина' — повторял Мэрис. Сейчас его нет рядом, а разбираться в том, почему оказалась именно здесь, нужно. Я медленно ходила по деревне, чтобы снова и снова убедиться — в живых не осталось никого. Около домов запах становился почти невыносимым, вызывал брезгливое отвращение. Вампиры недолюбливают трупы. Можно легко отравиться кровью. В мертвецах какое-то время сохраняется тепло, а неопытный упырь с голодухи кривляться и перебирать не станет. Нападет на якобы пьяное тело и упокоится сам. Не знаю, о чем думают сташи, когда видят несвежее мясо, но мне не нравился запах и вид.
Осторожность. Глупо в пустой деревне, но все равно я держалась настороже. Приходилось заглядывать в каждый дом. Больше сюда возвращаться не собиралась. В конце концов, остался всего один недосмотренный на окраине. Покосившееся строение, с просевшей крышей. Я фыркнула от отвращения. Вонь из него шла густая, удушающая. Бесполезно. Никого. И тут услышала слабый стон. Понадобились доли мгновения, чтобы пронестись вихрем внутрь, и замереть, изучая обстановку.
Девушка лежала на полу. Руки сложены на груди, сжалась, тихо всхлипывает. Увидев меня, резко отпрянула, попыталась откатиться в сторону, а потом рывком подняться. Но ноги не держали, видно не один час провела, дыша отравой. Повалилась лицом в пол, и извернулась змеею, с яростью выплевывая в лицо:
— Уйди! Уйди! — И почти сразу протянула руки ко мне. Дрожащие пальцы, исцарапанные, разодранные в кровь, — Убей! Я вампир!
— Нарьяна? — тихо спросила я, заставляя ее прислушаться. Слезы блестели в светившихся отчаяньем глазах. Она зажмурилась и две мокрые дорожки появились на перемазанном лице.
— Да.
— Пришла помочь, — зачем-то сказала я. Нарьяна с трудом стала на колени, ее шатало. Рванулась ко мне, уткнулась носом в грудь. Обняла на удивление сильными руками за шею, спряталась и, судорожно всхлипывая, забормотала:
— Он всех убил. Всех. Сказал, что вернется ночью. Так жутко! Растерзал деревню за ночь. Меня укусил, поигрался и оставил. Нечисть я теперь, стану упырем.
Мягко отстранив девушку, я сказала:
— Нет. Помогу. Я найду способ, — она сглотнула и заглянула в глаза с надеждой, с проснувшейся верой, возможно в своего бога… Мое сердце рванулось, как никогда в жизни. Если умела бы кричать истошно, чтобы вывернутся наизнанку, орала бы. Если бы могла рыдать — выла в голос. Если бы могла сказать — повторяла непрестанно. Внутри бился, не находя выхода, тугой комок из ярости, боли и надежды.
Из глаз Нарьяны на меня смотрела душа матери. Я не ошибалась. Душа, которая ничего не знает обо мне в этом мире, которая не помнит. Я чувствовала. Я жила. Но хотела умереть.
— Идем, — сказала и потащила Нарьяну за собой, прочь от деревни.
Он пребывал в бешенстве. Охваченный ненавистью и злобой — глубокой, безумной, неконтролируемой — ломал, крушил, превращал в пыль все вокруг. Как она смогла улизнуть? Как? Беззащитная, полумертвая, напуганная до дрожи? Исчезла прямо из-под носа, в тот самый миг, когда он уверился, что ей некуда бежать. Не умерла, с чем можно смириться, а удрала. А потом почувствовал, был кто-то еще…
Наконец, уничтожив все, он пошел по следу. Неважно. Некуда спешить. Время — сырая глина в руках. Оно текуче, пластично и работает на него.
Когда он найдет, о…тогда живые позавидуют остальным.
Им пришлось долго идти прочь от деревни, пока, наконец, не перестал преследовать запах разложения. Вокруг темнел подлесок. Слева мрачно поднимался стеной лес, справа плавно спускался глинистый бережок, обрываясь зарослями болотной травы. Пруд. Около воды долго не постоишь. Комары, мошкара нападали тучами и зло кусали. К вечеру, словно туман над водой зависло пищащее облако. Нарьяна умывалась, непослушными пальцами застирывала кое-как в теплой воде одежду. Пока она возилась, Сташи развела костер. Так даже лучше. Не к чему той видеть странные умения спасительницы. Местность дикая, до любого жилья несколько часов ходу. Можно отдохнуть, не опасаясь лихих человечков. Присутствия упыря приходящая тоже не ощущала. Знала, себя не выдаст ни жестом, ни звуком. А что бы ни творилось внутри, снаружи лед. Прежде чем сделать шаг вперед, нужно понять, что изменилось. Что произошло?
Костер горел ровно. Потрескивал сухими веточками и весело отплясывал на почерневших. Благо сушняка вокруг полно.
