Гердон вернул Охотнику нож и потянулся за фляжкой здоровой рукой. Ловко открутив хитрую костяную крышку, он пустил тонкую струйку анока меллеоса прямо в рану. Моментально прекратилось кровотечение; на месте пореза вспух уродливый рубец.
Гердон не опустился до страдальческого крика или даже стона, ничем не выдав свою боль; но по тому, как побагровело его лицо и участилось дыхание, можно было судить, что боль эта — адская. Он стерпел ее, как терпел в свое время пытки сайнаровских палачей.
…Дрожащей рукой — той самой, со свежим шрамом — Гердон Лориан закрутил костяную крышку на фляге, после чего отважно глянул в глаза Серегу.
— Я служу своему миру, а не тебе, — напомнил он гордо. — И не хочу, чтобы смертные люди гибли от ран и болезней. Особенно на войне. И еще… — Гердон прищурил один глаз. — Я тут краем уха слышал, о вашей проблеме с темными… Скажи, Серег, дорого бы ты дал за человека, который чувствует детей тьмы, где бы они ни находились, какое бы обличье ни приняли, и способен сражаться с ними без всякой магии?
— Чего ты хочешь? — мрачно спросил Серег, исподлобья глянув на смертного, так самозабвенно играющего с огнем.
— Я хочу, чтобы у каждого солдата армии Омниса была при себе фляжка с аноком меллеосом, — заявил Гердон. — Это ингредиенты, — он похлопал по боку своего драгоценного рюкзака, — их должно хватить на первое время, пока я налажу производство. Потом я обучу людей, которые добудут еще.
— Это все, что ты требуешь? — холодно осведомился Серый Инквизитор.
— Все, — с достоинством кивнул Гердон.
— Считай, я дал добро, — хмуро согласился Серег, — и что дальше?
— О, а об этом я поговорю с ним, — с этими словами Гердон беззастенчиво ткнул пальцем в сторону сына звезд.
Орион неспешно скрестил на груди руки, не сводя взгляда со знахаря. С гневом он уже справился и внешне был убийственно-спокоен. На самом деле сын звезд уже мысленно видел создателя «звездного яда», чуть не унесшего жизнь его любимой, с криком исчезающим в ослепительно-яркой вспышке Зирорна…
— Поговори с ним, Орион, — велел Серег.
Это был приказ, пусть даже высказанный в мягкой форме, и Ориону пришлось подчиниться.
Поговорить они с Гердоном вышли на балкон, нависавший над непривычно пустой и мрачной улицей: дыхание войны чувствовалось и в Столице…
Гердон облокотился о резные перила и вдохнул городской воздух полной грудью, успев уловить дразнящий аппетит аромат пекарни и смолистый запах сосен Рунного Парка. После болотных испарений этот воздух казался просто чудесным. Лучшего и желать было нельзя…
— Ты за что-то в обиде на меня, Орион? — беспечно поинтересовался Гердон; в голосе его звучало чистое любопытство, ничего более.
— За звездный яд, — бросил в ответ Орион, с откровенной злобой в голосе. Но тут же справился с собой и заговорил ровно: — Ты хотел убить Астэр…
— Я так понял, она жива, — закивал Гердон. — Да, конечно, иначе я был бы уже покойником… или умирал бы медленно, страшной смертью… — он криво усмехнулся. — А злишься ты на меня совершенно зря… С таким же успехом можно злиться на того, кто ковал меч, который тебя ранил. Это глупо.
Я создал этот яд, когда изучал флору и фауну Зеленой Дельты. Много редких растений; море возможностей; безграничная пропасть времени. И, конечно, скука и одиночество… Я припомнил тогда то, что узнал о вашем метаболизме в юности, пока жил в Цитадели, и составил рецепт яда. Без всякой цели: я сделал это просто потому, что мог, — пожав плечами, Гердон справедливо заметил: — Тебе следует винить не меня, Орион. Ты же не винишь кузнеца, ковавшего вражеский меч: ты винишь врага. В твоем случае этот враг — маленький миродержец. Максимилиан. Все вопросы к нему при случае.
Орион уже начал терять терпение…
— Что ты хотел мне сказать? — спросил он.
— А… эти люди. Марнс. Даже их ребенок может потягаться силенками с парой-тройкой веталов, а то и с дрекаваком… А магия страха разбивается о них, как о камни. Но главное: ни одна темная тварь не спрячется от них ни на свету, ни в темноте. Интересно?
— Ты говоришь, как торговец, — презрительно скривился сын звезд и потребовал: — Говори прямо.
— Хорошо, — Гердон развел руками. — В Дикой Ничейной Земле есть целое поселение этих людей. Марнадраккар. Около трех сотен человек, если не ошибаюсь. Это тебе на будущее, Орион: сейчас к ним не пробиться. Зато могу предложить тебе целое семейство на Юге, в городе Лувайре. Мать — Ирениль — и четверо ребятишек; против детей тьмы каждый стоит семерки Охотников второго уровня. А уж если распорядиться их способностями со знанием дела, ты поразишься тому, как даже единственный Марнс может изменить ход событий.
Некоторое время они молчали. Орион размышлял о чем-то, то и дело бросая взгляд на жуткий шрам, пересекавший загорелое предплечье Гердона.
— Почему ты не рассказал всего этого Серегу? — спросил сын звезд.
— Только потому, что он, скорее всего, не переживет начала войны и во главе армии Севера встанешь ты… — и улыбнувшись, Гердон ехидно добавил: — Орион…
Глава десятая. Три аспекта арена
О мир прекрасный и нелепый,
От бед и горестей вдали!
Здесь, как во сне: я даже неба
Не отличаю от земли!
Здесь нянчит звезды молодые
Пустынной ночи колыбель.
И с дальних гор ветра седые
Изгнанников зовут к себе.
Зовут затем, чтоб те вернулись,
Когда б, волнуясь и пыля,
И днем, как ночью, вновь сомкнулись
Друг с другом небо и земля.
Тогда в песчаной круговерти,
Устав, доверишься судьбе,
Тогда подумаешь о смерти,
Но смерть не вспомнит о тебе.
О мир, прекрасный и нелепый!
Ты рассуди мои грехи…
Пусть возвращаюсь я калекой,
Дурные пусть пишу стихи…
Но я живой и, очарован,
Единством неба и земли,
Кажусь себе мальчишкой снова
От бед и горестей вдали.
Хален Милиан
Читальный зал главной библиотеки Цитадели был почти пуст. Только несколько самых младших учеников Астэр сидели в тот день над книгами. Тихие, печальные дети…
За окнами пылал щедрый Южный день; пестрые чайки — любопытные, вороватые птицы, чья наглость сродни драконьей — бродили по узким карнизам и заглядывали в открытые окна. Очевидно, они высматривали, не принес ли кто-нибудь из малышей что-то съестное: яблоки, карамель и каленые орешки — частые гости в библиотеке, хоть, строго говоря, есть за книгами запрещено.
