— Да! — сказал Пиппин. — Я понимаю, что ты имеешь в виду. Такая же разница между старой коровой, задумчиво жующей жвачку, и нападающим быком, и изменение может произойти внезапно. Не знаю, сумеет ли Древобрад поднять их. Я уверен: он считает, что сумеет. Но они не похожи на проснувшихся. Древобрад сам проснулся прошлым вечером, но тут же снова уснул.
Хоббиты повернули назад. Голоса энтов по-прежнему поднимались и опускались в их собрании. Солнце поднялось достаточно высоко, чтобы взглянуть через изгородь; оно сверкало в вершинах деревьев и озаряло северную сторону долины холодным желтым светом. Там они увидели маленький сверкающий источник. Они пошли по краю большой чаши у подножья вечнозеленой изгороди — приятно было снова идти, никуда не торопясь и ощущая подошвами прохладную траву — и поднялись к воде. Они немного попили — вода была чистой, холодной, резкой — и сели на поросший мхом камень, следя за игрой солнечных пятен на траве и за тенями облаков, пробегающих по дну лощины. А бормотание энтов продолжалось. Казалось, они очутились в очень странном и отдаленном месте, вне их мира и далеко от всего случившегося с ними. Их охватило огромное желание увидеть лица и услышать голоса своих товарищей, особенно Фродо, Сэма и Бродяжника.
Наконец голоса энтов замолкли: хоббиты увидели, что к ним в сопровождении другого энта направляется Древобрад.
— Хм, хум, вот и я снова, — сказал Древобрад. — Вы устали или чувствуете нетерпение, а? Боюсь, что вам еще рано чувствовать нетерпение. Мы закончили первый этап; но я должен еще кое-что объяснить тем, кто живет далеко от Изенгарда, и тем, кого я не успел повидать до Мута; после этого мы будем решать, что делать. Однако принятие решения потребует обдумывания многих фактов и событий. Бесполезно отрицать, что мы задержимся здесь на некоторое время, может быть на несколько дней. Поэтому я привел вам товарища. У него поблизости дом. Его эльфийское имя — Брегалад. Он говорит, что уже принял решение и ему не нужно оставаться на Муте. Хм, ха, он среди нас самый торопливый энт. Вы пойдете с ним. До свидания!
Древобрад повернулся и ушел.
Брегалад некоторое время рассматривал хоббитов, а они смотрели на него, раздумывая, когда он проявит признаки торопливости. Он был высок и казался одним из самых молодых энтов; кожа на руках и ногах у него была гладкая и ровная, губы ярко-красные, волосы серые. Он мог наклоняться и раскачиваться, как молодое дерево на ветру. Наконец он заговорил, и голос его оказался выше и яснее, чем у Древобрада.
— Хм, ха, мои друзья, идемте прогуляемся, — сказал он. — Я Брегалад, или Быстрый Луч на вашем языке. Но это, конечно, лишь уменьшенное имя. Так зовут меня с тех пор, как я ответил «да» раньше, чем старший энт закончил свой вопрос. И пью я быстро, и ухожу, когда остальные еще мочат свои бороды.
Он протянул хоббитам две руки с длинными пальцами. Весь день они шли с ним по лесу, распевая и смеясь, потому что Быстрый Луч часто и охотно смеялся. Он смеялся, когда солнце пробивалось из-за облаков, он смеялся, когда они подходили к ручью или речке, здесь он наклонялся и смачивал голову и ноги водой; иногда он смеялся при шелесте и шепоте деревьев. Увидев рябину он останавливался, протянув руки, и пел, и кланялся при этом.
К вечеру он привел их к энтскому дому: это был лишь покрытый мхом камень на зеленом берегу ручья. Вокруг него кольцом росли рябины и как во всех энтийских домах протекал журчащий ручей. Они еще поговорили, пока тьма не опустилась на лес. Вдалеке по-прежнему слышались голоса энтов на Энтмуте; но теперь голоса казались глубже и менее неторопливыми, время от времени поднимался один молодой голос, а остальные замолкали. Рядом с ними Брегалад мягко, почти шепотом, говорил на их языке; они узнали, что он принадлежит к племени энтов С-Кожей-Из-Коры и что земля где он жил, опустошена. Это объяснило хоббитам отчасти его «торопливость».
— В моем доме росли рябины, — тихо и печально сказал Брегалад, — рябины, которые проросли, когда я был ребенком, много лет назад, в спокойном мире. Самые старые из них были посажены энтами, чтобы доставлять удовольствие энтийским женщинам; но женщины смотрели на них, улыбаясь, и говорили, что фруктовые деревья в саду цветут красивее. И эти рябины все росли и росли, пока тень их не стала подобной зеленому холму, а их ягоды осенью были обильны и красны. Птицы селились на них. Я люблю птиц, даже когда они поднимают гомон; а рябины хватает на всех. Но птицы стали недружелюбными и жадными, они рвали деревья, бросали ягоды на землю и не ели их. Потом пришли орки с топорами и срубили мои деревья. Я пришел и звал их прекрасными именами, но они не задрожали в ответ, они не слышали меня и не отвечали — они умерли.
О, Орофарке! Лассемисте! Гарномирис!
О, прекрасная рябина с белыми цветами
И короной красной в волосах!
Как сверкала ты весной между холмами
Как весной краснели ягоды в ветвях!
Как был мягок голос твой чудесный
И легка ажурная листва!
Птицы леса пели тебе песни!
Волосами ветер запада играл!
О, рябина! Твои кудри ссохлись и опали,
И разбросана твоя листва.
Грустный ветер в мертвой роще стонет от печали
Им забыты песни и игра.
О, Орофарке! Лассемисте! Гарномирис!
Хоббиты уснули под мягкие звуки его песни, которая, казалось, на многих языках оплакивала гибель любимых деревьев.
Следующий день они тоже провели в его обществе и не отходили далеко от его «дома». Большую часть времени они спали под укрытием берега: ветер стал холоднее, а облака толще и ниже; солнце светило реже, а в удалении все поднимались и опускались голоса энтов на Муте, иногда громко и сильно, иногда тихо и печально, иногда быстро, иногда медленно и торжественно, как в панихиде. Пришла вторая ночь, а беседа энтов продолжалась под бегущими облаками и тусклыми звездами.
Мрачный и ветреный, начался третий день. На восходе солнца голоса энтов неожиданно зазвучали громко, потом затихли. По мере того, как приходило утро, ветер затих и воздух наполнился ожиданием. Хоббиты видели, что Брегалад внимательно прислушивается, хотя им самим голоса энтов казались почти неразличимыми.
