А еще клан означал веселые сборища каждый год, когда съезжались все-все Утренние Тигры и Лотосы со всех краев Цивилизации, и устраивали песни, пляски, представления, а дети ели сладости сколько хотели (в обычные дни потребление “вредностей” строго контролировалось), и никто не мешал бегать между столами, поставленными прямо в саду, между фонариками, и слуги даже соглашались поднимать еду прямо в домик на дереве — на что обычно был наложен мамой (а может, и самим прадедушкой!) очень строгий запрет. Много-много людей, самых разных, даже с разным цветом кожи — но все равно все родня. Много магических трюков, шуток, смеха, разговоров по душам, забавных историй, беготни и возни…
Позже, когда Гешвири вышла из детского возраста, начались легкие, ни к чему не обязывающие романчики с парнишками из дальних боковых ветвей. Наставляя ее насчет этих вещей, мама пояснила, что в Клане она может заниматься любовь с кем хочет, ибо чопорная мораль простолюдинов их не касается... но лучше не рисковать и выбирать себе только таких партнеров, с которыми в случае минутной неосторожности ребенок не окажется дефективным. А выйти замуж она в любом случае может только за вот эту часть генеалогического древа — тут мама решительно постучала указкой по дальней от Гешвири части мозаики, украшавшей главный холл. Мозаика была непростая, а зачарованная: ее легко было изменить всякий раз, когда в клане рождался новый ребенок. Гешвири в детстве очень любила находить на ней свое имя и имена своих младших кузенов..
— Но я бы не советовала тебе рано выходить замуж, да еще за одного из своих, — проговорила тогда мама (Гешвири было лет восемь, наверное). — В конце-концов, ты — девочка из клана Утреннего Лотоса! У тебя есть такие перспективы, которые ни одному из наших мальчишек не перебить… Возможно, нам удастся устроить брак с сыном или внуком главы союзного клана. А может быть даже… но нет, не буду пока об этом!
Но Гешвири прекрасно понимала, о чем «об этом» мать не хотела говорить: невозможно вырасти дочерью своих родителей и не понять!
Да, и это плавно подводило Гешвири к ее главной жизненной установке: она не просто любила свой клан, она еще и осознавала свою гигантскую перед ним ответственность.
Мама неоднократно рассказывала ей, насколько тяжело ей далась вторая беременность. Усилиями клановых лекарей и лекарей из Дворцовой лечебницы и ее, и ребенка удалось спасти. Однако после этого лекари запретили госпоже Тиарне даже думать о детях.
Но мать не сдалась, больше десяти лет лечилась и наконец родила третьего ребенка, Гешвири, долгожданную девочку. «Я лежала почти всю беременность, мне потом пришлось два года восстанавливать физическую форму! — говорила она. — Но это того стоило, потому что ты — моя самая идеальная шикарная дочка, о какой только можно мечтать!»
И Гешвири расплывалась от гордости и тепла.
Только много позже она поняла, что за словами мамы скрывалась не только любовь.
Мама еще в собственном детстве мечтала, что станет женой Дракона или даже старшей женой, выведет Клан из незаслуженного забвения, вернет ему место на вершине. Но не вышло: умелый мастер боевых искусств, она все-таки не дотягивала по уровню магического мастерства даже до вступительных экзаменов в Академию. Мама пробовала пять раз, пока в конце концов ее собственная мать не велела ей перестать делать из себя посмешище и поискать себе талантливого мужа. Но нашла отца в итоге не мама, а сама бабушка; его даже приняли в клан из простолюдинов — об этом факте Гешвири узнала, когда ей было уже четырнадцать. Хотя могла бы догадаться и раньше: отец не делал тайны из своего детства в рыбацком поселке где-то за Миасом, а также из того, что он не Утренний Тигр по рождению. Просто Гешвири почему-то считала, что он из обедневшего клана — бывает же такое.
Увы, два старших брата Гешвири, Сейни и Ларо, пошли скорее в мать: магия давалась им легче, чем ей, но до уровня отца ни один не дотягивал. Зато Гешвири родилась такой, какой надо: ей не было и полутора лет, а уже было понятно, что растет очень сильная волшебница.
— Ты, бывало, шевелила пальчиками, и скидывала предметы с моего столика для шитья, а он ведь далеко стоял от твоей колыбельки! — с умилением рассказывала ей нянюшка.
Поэтому, разумеется, еще до того, как ее приучили к горшку, Гешвири начали готовить к Драконьей Академии.
Мама всегда говорила что не пошлет ее туда против ее воли. Мол, у Гешвири есть выбор, и нужно, чтобы она сама этого хотела, потому что человек, который делает что-то из одного только чувства долга, обязательно потерпит поражение — просто не сможет приложить достаточно усилий.
Однако для Гешвири не было разницы между долгом и собственным желанием. Она очень любила свою семью и знала, что из всех клановых девочек в своем поколении она самая способная — логично, что именно ей и нужно приложить максимум усилий! Когда ты любишь кого-то, ты выворачиваешься ради него наизнанку, в этом и есть главное счастье любви. Так говорили матушкины истории и нянюшкины сказки; так говорили и предания Клана.
Так что когда мать заговаривала об этом, Гешвири всегда отвечала что-то вроде:
— Матушка, можете не сомневаться, это и мое желание — поступить в Драконью Академию и занять подобающее дочери Утреннего Лотоса положение, чтобы наш Клан возвысился вместе со мной.
Матушка всегда умиленно и ласково улыбалась в ответ на эти слова, а у Гешвири делалось тепло в сердце.
Из этих соображений она и стала в четырнадцать лет, едва окончив среднюю ступень школы, поступать в Академию: чтобы исполнить возложенные на нее ожидания, чтобы помочь дяде Геону, который один защищал честь клана во Дворце (у него, конечно, были союзники из других кланов и помощники из Утреннего Тигра-и-Лотоса на более низких ступенях власти, но, по мнению Гешвири, они не особо считались). Тогда, шесть лет назад, Гешвири легко выдержала вступительные экзамены и так же легко, с блеском стала первой на курсе. Матушка гордилась ею и сияла, совсем забыв о своем собственном поражении.
А потом Гешвири познакомилась с Алиотой, и чуть было не разругалась из-за нее с семьей. "Она предаст тебя! — восклицала матушка. — Не верь в слова о дружбе, которые говорит дочь Камелии!"
"В самом деле, мой тигренок, — поддержал отец. — Не знаю, как прочим из клана Желтого Вепря, но родителей этой Алиоты я знаю, и с ними на одном поле срать не сяду, как говорил мой дед. Вряд ли дочь от них сильно отличается!"
Однако Гешвири отстояла эту дружбу. Она сказала: "Глубокоуважаемые родители, Алиота не похожа на своих родных. Она честная и тонко чувствующая девушка! В отличие от меня, она не стремится к власти, а только заочно влюблена в Дракона. Так ее настроила ее собственная матушка, которая с детства рассказывала ей всякие истории и внушала, что любовника лучше не найти… оставим в стороне мудрость такого метода воспитания! Короче, Алиоте не нужна власть, ей нужен только Дракон. Тогда как я не придаю значения этой романтической мишуре. Думаю, мы с ней отлично поделим сферы влияния, когда придет время, а союзница она стоящая".
Родители, скрепя сердце, приняли мудрость ее доводов.
Матушка, кажется, решила, что Гешвири влюбилась в подругу и предупредила: “Она разобьет тебе сердце!” Но Гешвири-то знала, что влюбленностью тут и не пахнет. Просто с Алиотой было проще: Гешвири всегда тяжело давались переговоры с другими людьми, которые не были ее родными, внушали отвращение мелочные интриги и разборки, хотя, конечно, поневоле пришлось учиться плавать в этом море и не тонуть. А Алиота легко находила общий язык с кем угодно, она была обаятельной и блистала в любой компании без малейшего усилия; Гешвири достаточно было просто следовать за ней в кильватере и, вместо того, чтобы следить за множеством знакомств, лишь контролировать отношения с Алиотой. Выгодно, с какой стороны ни посмотри! Сердце же ее было в безопасности — так она думала. Как оказалось, ошибалась.
Нет, она не влюбилась в свою подругу. Опасность пришла, откуда не ждали: Гешвири встретилась с Драконом.
