дорогу
И кротам выкалывал глаза.
Вдруг из леса выскочила банда
Чтоб за проезд потребовать билет.
И немой глухому что то гаркнул
А безрукий поднял арбалет.
Тут раздались выстрелы слепого
Сразу пять бандитов наповал.
Половина банды разбежалось
Но безногий тут же их догнал.
Одного бандита не приметил
Спрятаться в болоте он решил,
Но слепой давно его заметил
А безрукий с лука уложил.
Ого, да это же песня нашего мира. Неужели тут её тоже знают? Я помню, как распевали её во дворе под гитару и девичий смех. И ведь каждый раз было смешно, а тут…
— Как же печально, — сказал стражник-свекла и смахнул рукавицей слезу.
— Да уж, умеете вы, жалостивцы, душу на кусочки рвать, — сказал стражник-картошка и глубоко вздохнул.
— Ещё одну? — с ехидцей в голосе спросил Шмур. — Эта была разминочная, а сейчас…
— Нет-нет, — сказал стражник-свекла. — Не надо, а то мы потом размякнем и не сможем взимать плату. Так и быть, с вас возьмем по часандру с человека и идите.
— Доблестные стражники, похоже, что по нашему виду не совсем понятно, в какое положение мы попали, поэтому я спою ещё две песни…
— По минутарю с человека, — тут же вмешался стражник-картошка.
— Всё-таки придется исполнить одну, но на бис, — ладонь Шмура подхватила горсть пыли.
— По секундарю! — взвыл стражник-свекла. — Ну не можем мы бесплатно пропустить. Долг службы.
Шмур кивнул, выбросил пыль и достал из-за пазухи три медных монетки. Они успешно перекочевали в ладонь стражника и алебарды разошлись в стороны. Проход в город Кардамош был открыт.
Конечно же перед нами не стали распахивать ворота. Вот ещё — много чести. Нам открыли небольшую калиточку рядом со стеной, и мы вошли в город.
Здравствуй, Кардамош, непонятный город с незнакомыми людьми. Мы оказались на небольшой площадке, за которой развалилась мощеная булыжниками улица. Ещё две узкие улочки уходили вправо и влево. Давным-давно, когда ещё Советский Союз только готовился развалиться, родители взяли меня в путешествие. Мы поехали в сказочный Таллин, гуляли по его старинным улочкам и мамины каблучки цокали по древним камням. Мне почему-то казалось, что сейчас из какой-нибудь двери выйдет куча рыцарей с принцессами в охапку, а над головой пролетит громадный дракон.
Вот и сейчас у меня возникло такое же чувство, когда я увидела серые камни домов и глиняную черепицу на скатах крыш. Чувство, что я вернулась в детство, и сейчас из-за угла выйдут смеющиеся мама и папа…
Люди ходили невеселые, угрюмые, на лицах печать заботы о завтрашнем дне. Такие лица можно увидеть в Москве ранним утром в метро. На нас кидали взгляды, не находили ничего интересного и отводили глаза. Вот одежды у людей были такими, словно они сошли с исторической кинокартины про жизнь средневековых горожан. Цвета тоже не радовали глаз своей неординарностью, в основном рубахи, накидки, штаны и платья были серых, черных или коричневых оттенков.
— Сигизмунд Хитрый живет в той стороне, — махнул рукой Шмур. — У него мы переночуем, заодно и узнаем о вашем колдуне.
Если большая улица хотя и была серой, но всё-таки светлой, то та улочка, на которую он махнул рукой, была гораздо темнее, словно камни туда подбирали специально для поглощения солнечного света. Да и люди там почему-то казались злее и угрюмее, чем на большой. Будто их привлекала царящая тут тень и неприятный запах.
Пахло протухшими яйцами.
Я сначала даже отшатнулась назад и осмотрелась — где сдох кто-то большой и вонючий. Но как оказалось, этот запах впитался намертво в стены и теперь даже если мне придет в голову стырить один из камней, то он всегда будет пахнуть Кардамошем, в какой бы марганцовке я его не замачивала.
— Чего тут так воняет-то? — поморщилась Агапа. — Или где канализация засорилась?
— Чего засорилось? — с удивлением спросил Шмур.
— Ну, куда вы воду сливаете и бяку разную?
— Так тут на улицы выплескивается и всё. Ой! — как раз в подтверждение его слов из второго этажа выплеснулось целое ведро помоев.
Шмур изящным пируэтом постарался уйти из-под водопада, но его всё-таки зацепило яблочной кожурой. Красно-белая стружка повисла на буйных кудрях новогодним серпантином.
— Ходят тут бродяжки всякие, — раздался следом бурчащий голос из окна.
Мда, очень приветливый город. Прямо так и порывало сказать — радушный.
— Агапа, вот поэтому мушкетеры и носили такие долгополые шляпы, чтобы зонтик руки не занимал. Плеснули помоями, тут же стряхнул с шляпы, вытер грязь пером и поскакал скрипеть протертым седллом дальше. Красивенько, практичненько и прагматичненько, — усмехнулась я.
Агапа улыбнулась в ответ, но отошла на середину улочки. На всякий случай, чтобы из окон не выплеснулся какой-нибудь ещё сюрприз.
Каменная улочка вела нас дальше, мимо деревянных ставней и облупленных дверей, мимо облезлых котов и спящих нищих. Запах становился сильнее, казалось, что он проникал в каждую клеточку и занимал там место навсегда. Мне явно нужна ароматическая ванная. На неделю!
— Шмур, нам ещё долго идти? — проворчала я, когда очередной дурнопахнущий водопад увлажнил мостовую перед нами.
— Да почти пришли. Вон за тем поворотом будет его таверна.
Шмур неопределенно махнул рукой вперед. Мы прошли ещё около пятидесяти метров и завернули в какой-то закоулок. У нас в таких местах любят скрываться те, кому вдруг неожиданно приспичило в туалет, а до ближайшего санузла ещё идти и идти. Тут, видимо, проходили те же люди, так как пришлось ступать как по минному полю, чтобы не упасть лицом в… В общем, мы старались не упасть.
Неожиданно улочка взяла и уперлась в старый сарай, на котором болтался выцветший рекламный баннер, изображавший собой пивную кружку и вяленую рыбу. Что это была за рыба, я так и не смогла узнать, но по красным плавничкам предположила плотву.
— Вот они, царские хоромы старины Сигизмунда Хитрого! — торжественно провозгласил Шмур и махнул рукой в сторону сарая.
— Я лучше тут постою, — отозвалась Агапа.
— Да-а-а, — прошамкало какое-то существо, лежащее у стены и почти полностью скрытое под лохмотьями, — пусть дифчононька здеся остатнеся. Мы с нею поразвлекаимси…
Агапа взвизгнула от неожиданности и отскочила от болтающей кучи мусора. Я на всякий случай достала платок — мало ли что придет в голову этому скучающему незнакомцу.
— Лежи ровно, дыши в тряпочку, — властно процедил Шмур. — Иначе я на твоих кишках тебя же и повешу.
— Шмур Пройдоха, ты чтоль? Не признал, никак богатым бушь… Притарань-ка мне пинту эля, а то я от проклятого холода ног не чую, —
