Мика должен был положить свой телефон в другую руку, потому что она хотела видеть, что сапфиры обрамляют кольцо со всех сторон.
— Очень мило — сказала она наконец, но не так, чтобы прямо от чистого сердца. Опять же, у меня сложилось впечатление, что она заботилась о Натаниэле намного больше, чем он заботился о ней, что чертовски удивило меня. Не потому что Натаниэль не был замечательным, потому что я это знала, а потому что Мелани казалась сумасшедшей и не заботилась ни о ком, кроме себя, когда я впервые встретила ее.
Мика снова попытался показать ей фотографии с телефона, но она посмотрела на меня мимо телефона, и на этот раз она не была враждебной.
— Ты не носишь кольцо, которое было на всех видео — сказала она.
— Оно для официальных случаев — сказала я.
— Что ты носишь на каждый день? — спросила она.
Она была Ламией, ее мертвый мастер сказал, что она последняя в мире, но она все еще хотела увидеть кольцо. Мелани была более девчонкой, чем я, даже со змеиным хвостом.
— Я покажу кольцо, если ты посмотришь фотографии и ответишь на наши вопросы.
— Я и так собиралась ответить на вопросы Каллахана.
— Тогда это беспроигрышный вариант — сказала я и подошла показать ей кольцо и посмотреть, сможем ли мы преодолеть странное межличностное дерьмо и действительно чему-нибудь научиться. Никки пошел со мной, и я не сказала ему, чтобы он остался. Я знала, что между этими красными губами были выдвигающиеся клыки с ядом, который чуть не убил меня однажды. Думала ли она, попытаться укусить меня сегодня вечером? Нет, но с Никки на моей стороне, я знала, что если она попытается, она умрет неудачно.
13
— Почему я должна знать что-нибудь об этой мерзости? — спросила она после того, как посмотрела на фотографии.
Мика ответил: — Они думают, что их семейное проклятие возникло в древней Греции, и предположительно ты жила в тоже время и в той же части мира.
— Так ты подумал, потому что моя красота напоминает об этих чудовищах, и поэтому я знаю, как они появились? — Ее голос повышался.
— Я надеялся, что ты знаешь хоть что-то, что может им помочь.
— Помочь им? Помочь им как? — Она встала, если это было правильное слово. Она была выше меня и Мики. Учитывая, сколько хвоста она оставила лежать на полу, она могла бы быть выше, чем Никки, если бы хотела.
— Они хотят вылечиться — сказал Мика.
— Если это проклятие, то нет лекарства, только другое заклинание.
— Так ты думаешь, это проклятие? — Спросил Мика.
— Нет, проклятия в мое время были нацелены на одного человека, племя или город, но не на семейную линию. Если боги хотели уничтожить семью, они уничтожили бы родословную. Не осталось бы потомков.
Я должна был спросить. — Боги действительно проклинали людей тогда?
— Конечно, проклинали.
— Ты когда-нибудь видела, чтобы бог или богиня прокляли кого-то по-настоящему? Я имею в виду не просто историю, которую ты слышала, но чтобы видела своими глазами.
Она посмотрела на меня с презрением, поднимаясь чуть выше на мускулистость своего хвоста, чтобы она могла смотреть на меня еще более свысока.
— Однажды мне поклонялись как богине, Анита. Я знаю, что боги проклинали смертных.
Что можно сказать на это?
— Мы не хотели тебя оскорбить, — сказал Мика.
Она поднялась еще выше, растянувшись на этом длинном разноцветном хвосте, чтобы создать иллюзию, что она буквально растет над нами, словно какой-то сценический гигант. Она зашипела, и я увидела клыки между этими рубиново-красными губами. Ее раздвоенный язык высунулся между ними.
Я почувствовал, как Никки напрягся за моей спиной и сказала: — Серебряные пули не работают на ней.
— Как насчет свинца? — спросил он.
— Нет.
— Ты бы убила меня, Анита Блейк? Ты закончишь то, что пыталась сделать много лет назад?
— Сначала ты угрожала мне — сказала я.
— Анита убила твоего старого мастера и освободила тебя, Мелани, — сказал Натаниэль мягким и успокаивающим голосом. Он пытался успокоить ее и, возможно, напомнить мне, что не нужно подливать масла в ее огонь.
— Она это сделала не чтобы освободить меня. Она сделала это, чтобы спасти себя и Жан-Клода.
— Правда, но она все же освободила тебя от того, кого ты ненавидела.
Она опустилась на несколько дюймов. — Хорошо не быть порабощенной.
Мика сказал: — Я не думал, что верзмеи на этих фотографиях это ламии или что-то близкое вам.
— Тогда почему показал их мне?
— Потому что у нас не так много оборотней змей, и я надеялся, что ты знаешь о них больше, чем я.
— Ты знаешь каждый тип кошачьего сверхъестественного существа или оборотня в мире? — спросила она. Теперь она была спокойнее. Ее нрав был намного хуже, чем это. Может быть, она тоже пошла на терапию, или просто порабощение Колебателем земли делало ее безумнее.
Мика улыбнулся и покачал головой. — Нет, нет, я не знаю
— Тогда почему я должна знать всех змей?
— Справедливо, но ты из древней Греции, и эта семья берет свое начало оттуда.
— То, что они греческого происхождения, не означает, что я знаю семью. Каллахан — ирландская фамилия; Ты знаешь всех людей ирландского происхождения?
Он вздохнул, все еще улыбаясь. — Конечно, нет.
— Тебе весело тратить мое время?
— Нет, нет, я смеюсь над собой из-за того, что мы тратим время впустую и хватаемся за соломинку.
— Хвататься за соломинку — что это значит?
— Это означает, что я отчаянно хочу помочь этой семье, и я готов сделать почти все, чтобы найти способ сделать это.
— Почему ты так заботишься о них? — спросила она.
— Если бы ты встретила их, увидела отчаяние, то тебе не нужно было бы спрашивать.
Она опустилась до своего обычного роста. Она смотрела на него своими золотыми, щелевидными глазами, и я не могла прочитать выражение в них. Они отличаются достаточно от любых глаз, которые я знала, как читать, поэтому она была пуста для меня.
— Я не думаю, что была бы так же тронута, как ты, их тяжелым положением.
— Это не похоже на какие-либо изменения формы, которые я когда-либо видел. Змеи отдельно от них. Это не они превращаются в змею, а как будто их части тела превращаются в отдельных змей. Но человеческая часть по-прежнему отделена от них. Змеиная часть не общается с остальными, как зверь обычного ликантропа.
— Мой хвост тоже не говорит со мной. Это часть меня, а не какое-то животное, пойманное во мне, как твое.
— То, что происходит с этой семьей, не является ни истинной ликантропией, ни древней магией ламии.
— Тогда они прокляты, как Сизиф в Тартаре, без возможности спасения.
Джейми сказал: — Извини, Мелани, но люди начинают беспокоиться.
— Я буду готова через мгновение, Джейми. Каллахан и Анита просто уходите. — Она наклонилась, чтобы взять свою бутылку газированной воды и снова отпить из нее. Она поцеловала Натаниэля в щеку, но остальным из нас даже не предложила рукопожатие. Мы были отвержены.
14
Следующую группу фанатов уже провожали через дверь, когда мы вышли из палатки. Шум на полпути почему-то казался громче. Может быть, я просто устала. Да, я оказалась внезапно истощена. Натаниэль сжал мою руку и заставил меня взглянуть на него.
— Ты в порядке, Анита? — Ему пришлось чуть ли не орать сквозь музыку из ближайшей игровой будки, или, может быть, это было колесо обозрения, которое возвышалось над всем.
— Устала. Я думаю, что смена часового пояса и все проблемы с рейсами наконец-то меня настигли — сказала я, прислоняясь к нему, чтобы мне не пришлось кричать.
— Я знаю, что я устал — добавил Мика с другой стороны Натаниэля.
Никки добавил: — Интервью с Ламией было тяжелым для Аниты.
Мы все оглянулись на него, потому что он позволил Брэму возглавить шествие.
— Почему? — спросил Натаниэль, глядя на меня.
— Мелани ассоциируется со многими стрессовыми событиями, Натаниэль.
