Частные кратемарьи лишают большей части доходов кратемарьи Инфекта. Требуется значительно увеличить их количество, расположив в самых людных местах.
Продажа рабов могла бы принести вдвое больше золота, если б рабство не было запрещено на территории Авидронии. Ведь по законам страны каждый раб, ступивший на землю авидронов, становится свободным. Нет, речь не идет о попрании священных законов. Да и Рестории никогда не пойдут на возврат рабовладения. Но следовало бы создать хотя бы несколько невольничьих рынков. Например, в Грономфе — центре континентальной торговли. А сегодня рабов, захваченных в военных экспедициях, отдают за бесценок крупным торговцам живым товаром или отправляют окольными путями за тысячи итэм на невольничьи рынки Бионриды, Штрихсванд, Панайросов, Медиордесс. По дороге тысячи рабов гибнут от голода и болезней. Такая торговля приносит значительно меньше, чем следовало бы.
Теперь о боях капроносов. Народ, восхищенный ими, с удовольствием платит немалые деньги за это зрелище, пополняя казну. Но всем не хватает места. Да и в некоторых городах вообще нет ни Ристалищ, ни Ипподромов, ни Цирков. Требуется построить много новых зданий и арен для развлечения народа. Это прекрасное вложение золота…
Алеклия слушал тхелоса очень внимательно, иногда переспрашивал, уточнял. С чем-то он соглашался, чему-то противился. Но Провтавтх не настаивал, а только высказывал свое мнение. Не было и дня, чтобы Алеклия и сам не думал обо всем этом. Избранный Инфектом, он поначалу решил, что легкие неутомительные обязанности всемогущего правителя много времени не займут. Однако Божественный быстро убедился, насколько тяжела его ноша. Каждый день был полон неотложных забот. Чего только стоило управление армией или липримами. Чуть не каждое мгновение от него ждали ясных указаний, верных решений, смелых действий. Десятки послов, сотни онисовых свитков, указы, казни, донесения, строительство новых крепостей и Великой Подковы. Голова кругом. Справился бы он без помощи своего названого отца, мудрого учителя, доброго друга?
— Теперь, мой Бог, становится очевидным… — продолжал наставления Провтавтх, почти не обращая внимания на еду, — становится очевидным, что подати, собираемые с граждан и ремесленных братств, безмерно велики и не приносят пользы.
— Как же так? — удивлялся Инфект, впрочем, едва поддерживая разговор, так как увлекся блюдом из печеных морских стоножек. — Я требую всего десятину, в то время как большинство интолов отбирают почти всё у своих бедных подданных. А кроме этого, облагают их транспортным оброком, трудовой и военной повинностью, сбором с рабской головы, многими натуральными податями, да еще и не забывают взимать поземельную плату. Несчастный народ бросает все, что нажито предками, и бежит куда глаза глядят!
Провтавтх окунул пальцы в чашу с душистой водой, отогнав несдержанным жестом докучливых слуг, которые хотели помочь ему омыть руки.
— Разве может величайший правитель Шераса, Бог своего мужественного и трудолюбивого народа, сравнивать себя с какими-то нищими интолами? Авидрония безмерно богата, владеет несметными сокровищами, которыми умело распоряжается и которые каждый год преумножает. Доходы значительно превышают расходы. В этих условиях теряется надобность в податях. Это очевидно. Да и составляют они не больше шестой части всех поступлений.
— Но разве не должны люди оплачивать гиозов, которые охраняют их покой? Армию, которая защищает их жилища? Платить за дороги, оросительные системы, водопроводы, празднества?
— Это так. Но не забывай, мой Бог, что все, чем владеет Авидрония, принадлежит не тебе и не Инициатам, но народным собраниям, которые тебя избрали. Всем: копями Радэя, кратемарьями, акелинами, верфями, Ристалищами — всем этим владеют белиты. Ты не интол — авидроны покончили с кровавыми династиями. Ты Инфект — слуга Граждан. Следовательно, колоссальный доход, полученный с имущества граждан, и есть их подать. И если страна получает больше, чем достаточно, разве не пропадает необходимость в дополнительных поборах?
— Трудно согласиться с тобою, Провтавтх. Даже при нашей десятине некоторые белиты непомерно богатеют, скупают лавки, земли, корабли, мастерские. Разве не ужасно, что одни люди имеют всего один клочок земли и еле сводят концы с концами, а другие — владеют обширными территориями, которые и за день не объедешь, и норовят скупить еще больше, изгоняя слабых с исконных земель?
— Богатство белитов — не порок, а достояние Авидронии. Ты путаешь понятия, словно нерадивый ученик. Бойся только богатства, нажитого нечестно. Слабых же оберегай добрыми указами. Пусть их защищают твои слуги — росторы Инфекта или Липримарии. Сегодня же их действия напоминают мне бесчинства лимских пиратов, которые останавливают одинокие корабли и отбирают десятину от стоимости перевозимого груза, а при малейшем сопротивлении забирают все, сжигают корабль и убивают матросов.
— Разве это так? — нахмурился Алеклия.
— О Великий Инфект, открой глаза, — раздраженно отвечал тхелос. — Ты каждый день читаешь обращения народных собраний, которые оставляют для тебя на стене посланий. И каждый день люди жалуются на произвол твоих сборщиков, просят отменить подати или уменьшить их размер. Давай представим себе весы из лавки торговца пряностями, если ты, наделенный лотусовым венцом, еще не забыл, как они выглядят. На одну чашу мы положим потери. На другой чаше окажется вот что: мы прогоним прочь всех сборщиков податей, погрязших в мздоимстве, в сундуках которых оседает добрая треть сборов. Прекратим воровство, с которым не могут справиться даже липримары. Закончатся смуты, вызванные несправедливостью. Измученные белиты и ремесленные братства заживут спокойно и счастливо. И угнетенный народ воспрянет. И станет еще богаче. А Рестории провозгласят тебя Богом богов и будут молиться в храмах Инфекта перед твоим изображением денно и нощно. И рекой польется золото в лавки, кратемарьи и акелины. И понадобится много Ристалищ, чтобы удовлетворить неизменную жажду зрелищ, свойственную смертным. И кто знает, может быть, тогда мы увидим, что не уменьшились наши общие поступления…
Как Провтавтх умел убеждать! Как владел логикой! Как обвораживал! Алеклия, забыв о еде, с восхищением внимал речам своего советника. Что ж, не зря его называют в народе Златоустым Громогласцем.
Вскоре утренняя трапеза была завершена, и Инфект, не без некоторого облегчения, отпустил Провтавтха, который и сам уже давно проявлял заметное нетерпение. Тхелос торопливо попрощался и буквально бросился вон, будто опаздывал к еще более могущественному, чем Алеклия, правителю. Инфект вышел на галерею и проводил взглядом маленькую смешную фигурку, устремившуюся вниз по лестнице. Он знал, что престарелый мудрец спешит в Тхелосаллу, к своим недочитанным книгам, недописанным рукописям, к своим новым ученикам.
Глава 8. Избранный Богом
Расставшись с Провтавтхом, Алеклия быстрым шагом пересек несколько просторных помещений и оказался в зале Голубых Вод. Тут рядом с фонтанами, струящимися водными каскадами, рядом с рукотворными озерцами Инфект любил работать и отдыхать в жаркие дни. Здесь собрали великое множество растений, привезенных с разных концов света. Наверное, от этого в зале Голубых Вод всегда легко дышалось и легко думалось.
Алеклию уже давно поджидал Партифик, сутулый, абсолютно лысый восьмидесятилетний старик с серым лицом, орлиным носом и туго сжатыми узкими губами. Это был его первый распорядитель, носивший старинный титул Вечный Хранитель Реки — вечный хранитель нескончаемой реки государственных дел. Партифик пережил трех Инфектов, и всё же, на удивление всем обитателям дворца, продолжал успешно исполнять свою службу. Его многочисленные способности были столь очевидны, а знания так глубоки и обширны, что ни Алеклия, ни его предшественники даже и не думали о том, чтобы заменить верного слугу. Трудно было представить на этом месте другого человека: казалось, не станет Партифика — и покойное течение дворцового быта нарушится. Вечный Хранитель был хорошим советчиком, в нужной ситуации оказывался в центре событий, а по необходимости исчезал, словно призрак. Он умел кратко и весомо отвечать и красноречиво молчать. Самые страшные тайны трех правителей и всевозможные дворцовые секреты надежно хранились в его умнейшей голове, крепко сидевшей на короткой бычьей шее.
