Саша возникла, как ангел на фоне развалин.
— Тимка, — сказала она обрадовано, — Тимка, живой! — и стала душить в объятиях. Ее отогнали, под меня сунули носилки и хотели куда-то нести, но я рванулся, едва не выпав из носилок, так что спасатели, недовольно ворча, опустили меня и помогли сесть. Рядом на корточки опустилась Саша.
— Дина, — прохрипел я. — Дина что?
— Дина нормально, — сказала Саша. — Тебя зовет.
— Помоги, — сказал я и встал, схватившись за Сашу. Оставив позади раздраженных спасателей, мы побрели по руинам. Я увидел издали сгорбленного Боба, суетливого мента рядом с ним — и Дину. Она сидела на каменном обломке, выставив ногу, уже забинтованную. Отделившись от Саши, я похромал так быстро, как мог. Дина потянулась ко мне. Я, не то сев, не то упав рядом, схватил ее в охапку и стал целовать. Она ничего не говорила, и ее лицо было мокрым от дождя.
Потом я вспомнил и спросил Боба:
— Ты как?
— Уже нормально, — сказал он мрачно. — Контузия, понимаешь.
— Повезло, — сказала Саша со значением, ероша ему волосы.
— В смысле? — не понял я.
— Да, как в кино, знаешь, — скривившись, ответил Боб. — У меня зажигалка в кармане была. В нее и попало. Ребрам больно теперь… Вам с Сашкой спасибо.
— Всегда пожалуйста, — сказала Саша, и непонятно было, чего в ее голосе больше — иронии или пережитого страха.
К ним подошел спасатель, что-то сказал. Боб со стоном разогнулся и поднялся на ноги. Опираться на Сашу он не стал — пошел, растирая грудь, по-журавлиному вышагивая среди обломков. Саша поспешила за ним, а спасатель выругался под нос и скрылся из виду в дождливых сумерках. Мы с Диной остались одни.
— Нога как? — спросил я. — У тебя кровь была, да?
— Нет, — сказала она.
— А как же… — навалилась дурнота, и стало все равно. — А, ладно. Неважно.
— Нога не очень, — сообщила Дина. — Но терпимо. Пить вот хотелось, ужас. Напоили. Сказали, надо рентген сделать, но вряд ли перелом. Это я с забора прыгнула…
— Ага, — сказал я.
— Тимка, — сказала Дина, — нашел все-таки.
Она улыбнулась — и сразу губы у нее задрожали, так что улыбка вышла недолгая. Сейчас Дина была очень красива, пожалуй, еще красивее, чем всегда. Надо было задать вопрос и получить ответ, и этот ответ был страшнее, чем пули, бандиты и катастрофы. Но без него я не мог жить дальше.
— Дина, — сказал я.
— Да, — сказала она.
— Дина, — сказал я. — Почему ты это сделала?
Она покачала головой.
— Я ошиблась, — сказала она.
Это было паршиво. Честно, ребята. Это очень скверно — когда тебе признаются в измене. Но еще хуже, когда тебе лгут. Поэтому теперь я был рад правде. Даже такой.
— Прости, — сказала Дина.
Я кивнул. А что мне оставалось делать? Я любил ее, вот и все. Может быть, я — лузер, пьяница, обманутый муж, без одного удара убийца. Может быть, вы смеетесь надо мной. Может быть, вы правы. Но, пока у меня есть любовь, мне плевать на вашу правоту. Мы обнялись. Дина водила по моей спине ладошкой и шмыгала носом. Потом рядом появилась Саша. Присела на камень, сосредоточенно посмотрела на ногти. Ногти были короче некуда, но она все-таки нашла какой-то заусенец и впилась в него зубами. У нее была привычка грызть ногти. И никто не мог отучить. Даже в ее хваленой Академии. Саша грызла ногти всегда, когда ей бывало трудно.
— Привет, Сашка, — сказала Дина, не оборачиваясь.
— Привет-привет, — задумчиво отозвалась та. — Вас подбросить? Мы уезжаем сейчас. Можем крюк сделать, до дома вам как раз. Или как, тебе врач что сказал, тебе в травму надо, наверное?
— Надо, — сказал я. — Рентген надо сделать.
— Тогда до травмы, а потом домой.
Она говорила таким будничным тоном, что было ясно: дела шли из рук вон плохо.
— Саша, — позвал я.
— А, — сказала она и принялась за другой палец.
— Где Черный?
Она вынула палец изо рта и спрятала руки между коленями.
— Черный умер, — проговорила Саша, глядя перед собой. — Погиб.
Дина не вздрогнула, не издала ни звука. Только вздохнула прерывисто.
— Вы туда лучше не ходите, не надо, — сказала Саша, опять принимаясь за ногти. — Его… в общем, как бы, узнать сложно его теперь.
Подошел Боб, положил руку мне на плечо. Мимо проехала 'скорая помощь', дробя сгустившуюся темноту синими всполохами. 'Зря приехали', - подумал я. В голове было пусто.
— Увезите нас отсюда, — попросил я.
И нас увезли. На опознание я не поехал. Да никто и не звал. Боб деликатно сказал, что с делами управится сам. Саша, верно, отдувалась перед начальством — как-никак, на участие в том, что случилось, никто ее не благословлял. Так что мы с Диной были предоставлены друг другу — с той минуты, когда за Бобом закрылась дверь. Он привез нас из больницы, у Дины вышло растяжение, так что ей наложили модерновый лонгет ('…можно мыться, можно в сауну, можно ходить… вы сколько весите, девушка? Тогда уже все, последний слой кладу…') и отпустили с миром. Дежурный врач, завороженный чарами Дины, выдал ей какие-то огромной силы пилюли, одну из которых Дина тут же приняла. Результатом явилось то, что путь от 'уазика' до двери дома она проделала почти самостоятельно, налегши на мое плечо. По лестнице, однако, мне ее пришлось нести. Лифт, как всегда, не работал, а Боб уже уехал, так что помощи ждать было неоткуда. Я чуть не падал от усталости, но Дина дышала мне в шею, и, кроме того, в голову лезли непрошеные мысли.
…На похороны ехать. Когда? Не спросил. Эх, Черный, Черный. Ну, не завтра же. Разберемся… Вот ведь как бывает. Ведь с детства дружили… Э, что это такое? Откуда комок в горле, откуда это душное, накатывающее — он ведь жену твою украл, умницу-красавицу. Предатель…
…Черный. Так и не доехал до своей Ирландии.
Ступеньки с подлой неожиданностью кончились, последовал сравнительно легкий участок — лестничная площадка первого этажа — а после сразу начались новые ступеньки.
Нет, наверное, я ужасный человек. Я чувствовал облегчение — не хотел чувствовать, загонял его обратно, но тщетно. Да, погиб. Да, знали друг друга двадцать хреновых лет. Да, погиб глупо, нелепо.
'Но ведь Дина-то теперь будет с тобой', - сказал голос спокойно, и я проклял его за это спокойствие. Не скорбь, не тоска, а облегчение… И еще — вина. Странно. Не сделав ничего, что бы стало для Черного смертельным, я, тем не менее, ощущал себя виновным в его смерти. Наверное, потому, что хотел этого. Теперь, когда он действительно был мертв, было странно и жутко вспоминать припадки бешенства, которые терзали меня весь этот долгий день. Неужели я хотел пытать Черного, бить, хотел, чтобы перестал дышать — в сущности, отвратительный человек, но все же…
