Перекинув ногу через край люльки, он полез вниз по вантам. Порывы ветра лихорадочно встряхивали двеллер а. Он еще никогда не залезал на мачту во время движения корабля, однако понимал, что сейчас, когда «Ветрогон» находился в гавани, настоящая свистопляска еще не началась. Грубый канат словно крысиными зубами грыз его руки; часами управляясь с пером и чернилами, он не заработал себе мозолей, как другие моряки.
Вниз в конце концов Джаг спустился быстро; всего один раз он поскользнулся и повис над находящейся далеко внизу палубой. Наконец он соскочил на вздымающуюся палубу и едва не потерял равновесия, так что ему пришлось искать опоры.
Двеллер глянул в ту сторону, где, как он знал, находилось гоблинское судно, но увидел только море. Через несколько мгновений корабль взлетел на гребень волны, и Джаг заметил вдалеке «Мясную муху». Он постарался подальше отогнать все свои старые страхи и воспоминания.
Я больше не буду рабом у гоблинов, обещал себе двеллер. Не важно, что со мной случится, этого я больше не стерплю, пусть лучше умру.
Джаг добрался до грот-мачты и, обхватив ее руками, сел на палубу. Отполированное дерево мачты было холодным и влажным на ощупь.
— Лучники — на бак! — зычно скомандовал капитан ттикус, и его приказ тут же подхватил первый помощник.
Лучники экипажа достали из промасленных чехлов свои мощные луки. Они уперли их в верхнюю палубу, чтобы одной рукой согнуть, а другой снизу вверх натянуть тетиву. Луки и тетиву они держали в сухости, чтобы те не растягивались при влажной погоде. По их отточенным действиям заметно было, что лучники на корабле умелые, и Джаг мог бы почувствовать облегчение, если бы не помнил, что гоблины наверняка будут отстреливаться.
Среди лучников стоял и Рейшо. Выхватив из колчана за спиной одну из стрел, он с привычной легкостью наложил ее на тетиву. Слегка согнув колени, чтобы лучше сохранять равновесие, молодой матрос ждал новых приказов.
Наблюдая за своим другом, Джаг решил, что после битвы, когда будет время все описать, он изобразит Рейшо именно таким, каким видит его сейчас. Оставалось только надеяться, что они все выживут.
«Ветрогон» разрезал волны, идя на полной скорости. Двеллер почувствовал вкус морской соли на губах и жжение в глазах. Сердце его отчаянно колотилось, ожидая худшего.
— Капитан! — заорал Орнни.
— Что?
— Противник нас заметил.
Выглянув вперед, когда «Ветрогон» взобрался на очередную волну, Джаг разглядел суету на палубе «Мясной мухи». Тамошний экипаж сгрудился на корме, чтобы рассмотреть приближающийся к ним корабль.
— Капитан, — крикнул Навин, — показать им наш флаг?
Аттикус кивнул.
— Подними его, Навин. Объяви наши намерения, и поглядим, хватит ли у этих гоблинов храбрости. У них на борту, между прочим, волшебник, подумал двеллер мрачно. Он вспомнил жар от огненного шара, пролетевшего над его головой два дня назад.
Помощник капитана прокричал новый приказ. Один из матросов бросился к ведущему на нижние палубы Tpanv. «Ветрогон» держал свой пиратский флаг в тайнике. Несколько прибрежных городов, где в основном жили люди, держали в гаванях патруль, который обыскивал все корабли. Без торговли в этих портах было не обойтись, и капитан Аттикус не считал нужным объяснять, что они не совсем пираты. А про Рассветные Пустоши ему все равно было бы не рассказать, потому что существование острова и Хранилища Всех Известных Знаний должно было храниться в строжайшей тайне.
Скоро матрос вернулся на палубу и, привязав флаг, начал выбирать линь. Тот поплыл вверх, трепеща по ветру; на черном его поле зловеще выделялись ухмыляющийся череп и перекрещенные кости.
— Ну а теперь, ребятки, — крикнул Навин, перекрывая вой ветра, — покажите себя настоящими пиратами! Мы идем на мерзких гоблинов, и я не потерплю, чтобы , кто-то отступил от своего долга укокошить как можно больше этих тварей.
Матросы возбужденно загомонили, но кое у кого в глазах можно было заметить и страх. Джаг уже сталкивался с подобным в человеческих экипажах в прошлом. С виду люди казались весьма воинственными, и многие такими и были, но это не означало, что никто из них не ведал страха. Гномы жили ради битв и не особенно боялись смерти, принимая ее как плату за жизнь воина. Высокомерные эльфы не верили, что их можно побить в ловкости или смекалке, пока смерть не настигала их.
Гномы и эльфы воевали редко, только когда что-то их по-настоящему задевало — в основном они сталкивались в пограничных конфликтах с гоблинами, поскольку эти расы друг друга ненавидели, также за оружие эльфов заставляло взяться попранное чувство чести.
Однако даже гномьи и эльфийские битвы с гоблинами происходили только после длительного и тщательного обдумывания возможного исхода и количества предполагаемых жертв. Отчасти поэтому Древним магам, которые возвели Хранилище Всех Известных Знаний и организовали его оборону, сложно было привлечь кого-либо из эльфов и гномов на свою сторону.
Но люди, с их пламенным нравом и короткой жизнью, готовы были сражаться почти по любой причине — их толкали в сражение гнев, гордость, ревность, страх, желание, потребность в любви. В Библиотеке Джаг ознакомился с многими историями, и больше всего ему нравились те, что повествовали о людях и их трудах. К сожалению, историки человечества редко демонстрировали по-настоящему широкий взгляд на какую-либо эпоху или эру. Слишком короткие у них были жизни и слишком ограниченное поле зрения.
Динральдо, один из старейших матросов на «Ветрогоне», запел боевую песнь. Он был высокий и тощий, как тростник, с седыми волосами до плеч, шею его украшал выцветший алый платок, а уши — золотые серьги. По задубевшей коричневой коже в нем легко было узнать человека, всю жизнь проведшего среди соленых волн.
Собирайтесь, братья, кучей,
Нападем всем роем,
«Ветрогон» у нас могучий,
Экипаж — герои.
Команда «Ветрогона» подхватила песню старого моряка.
Не хочу я помирать
От болезней дома,
Я опять пойду в атаку,
Только дайте рома.
Так что дайте мне, ребята, саблю и стакан,
И пойду я с вами в битву, в самый ураган.
Или гоблинов прикончу, иль меня убьют,
Я всегда готов сражаться, если позовут.
«Я всегда готов сражаться, если позовут!» Команда повторяла припев снова и снова, пока корабль в грохоте волн приближался к своей добыче.
Джаг знал, что голоса команды далеко разносились по воде и гоблины их слышали. Он невольно гордился своими товарищами, но в то же время и страшно боялся за них. За долгое путешествие он успел нарисовать всех членов экипажа и рассказать им множество историй о далеких местах и геройских деяниях. Сам он, в свою очередь, жадно внимал рассказам бывалых моряков о местах и людях, которых они повидали за годы странствий.
