Изучив окрестности и не обнаружив ничего подозрительного, Этиоль направился к хижине. Однако пошел не напрямую, а в обход, чтобы его не было видно в окна, выходившие в сторону джунглей. Если в хижине живет мирный и добрый человек, он поймет Эхомбу и не обидится.
Подойдя к изгороди, пастух различил голоса. Разговаривали двое. Один — громко и вызывающе, другой отвечал тихо, тонким и чуть подрагивающим голосом. С того места, где находился Эхомба, трудно было понять, то ли они ссорятся, то ли просто спорят. По крайней мере оба голоса были похожи на человеческие, хотя в Зыбучих землях ни в чем нельзя быть уверенным. С другой стороны, то, что ты человек, ничего еще не гарантировало. Разве не имел он недавно дело со змеей более достойной и благородной, чем многие представители его собственного вида?
Этиоль решил подобраться к ближайшему окну. Странно, зачем строить хижину в таком живописном месте и при этом оба оконных проема ориентировать на джунгли? Чтобы целыми днями любоваться на зеленую глухомань?
Подняв осторожно голову так, чтобы глаза оказались на уровне подоконника, Этиоль заглянул внутрь. Открывшаяся перед ним комната была просторна и обставлена плетеной мебелью. В дальней стене виднелась прикрытая дверь, ведущая, по-видимому, на крыльцо. Посреди комнаты на покрывавших пол циновках из толстых, грязно-горчичного цвета плетей расположились два человека: один — лицом к окну, другой — спиной.
Как только пастух заглянул в комнату, его взгляд встретился со взглядом мужчины, сидевшего к нему лицом. Глаза у того расширились, он поиграл бровями, затем отвел зрачки в сторону, словно пытаясь подать знак, однако что скрывалось за этими ужимками, Этиоль не понял. Удивление, беспомощность? Или, может, предостережение?..
Тот, что сидел спиной к окну, тоже мгновенно уловил присутствие чужака. То ли кожей почувствовав опасность, то ли смекнув о чем-то по выражению лица собеседника, он, не поворачивая головы, голосом сладким, как сироп, который женщины в Наумкибе варили из дикого меда, пригласил:
— Заходи, путешественник. Будь как дома.
Этиоль встал во весь рост. Мужчина, сидевший лицом к окну, по-прежнему не сводил с него взгляда. Пастухом внезапно завладело желание повернуться и бежать отсюда что есть сил, однако тот, что сидел спиной к окну, повторил тоненьким голоском:
— Заходи, не смущайся.
Любопытство, как всегда, пересилило. Обогнув дом, Этиоль поднялся на крыльцо и вошел в хижину. На двери, как и на окнах, не было даже занавеси. На мгновение ни с того ни с сего мелькнула мысль, что неплохо было бы отдохнуть в этой хижине. Это побуждение и решило дело.
— Надеюсь, я не помешал вашей беседе? Этиоль вошел в комнату и сел, скрестив под собой ноги и положив рядом копье.
— Все, теперь нам обоим конец! — воскликнул человек, подававший ему знаки. — Уходи, пока не поздно!
В глазах незнакомца сквозили отчаяние и ужас, однако пастух с каким-то непонятным благодушием сосредоточился на его облике. Ниже среднего роста, крепкий, мускулистый, с длинными иссиня-черными волосами, собранными на затылке в длинный хвостик… Этиоль взглянул ему в лицо. Глаза у незнакомца были узкие, словно щелочки, лицо круглое, как полная луна, нос похож на пуговку, рот широкий, губы полные, алые. Под легкими кожаными доспехами — весьма обременительная ноша для жарких, пропитанных влагой джунглей — виднелась светлая рубашка из какого-то тончайшего полупрозрачного материала (позднее Эхомба узнал, что это шелк). Ниже пояса шла узкая набедренная повязка, с которой спускалась кожаная полоса, прикрывавшая срам. Этот странный и, по-видимому, богатый наряд откровенно противоречил с отчаянием, проступившим на лице незнакомца.
Толстяк, который пригласил Этиоля войти, так и не повернувшись, весело возразил:
— Зачем уходить? Видишь, — обратился он к сидевшему напротив узкоглазому, — какая у нас чудная компания собирается!.. Проходи, садись.
— Не хотелось бы мешать вашему разговору, — ответил Этиоль.
— Ты нам и не мешаешь.
В этот момент узкоглазый то ли от отчаяния, то ли от беспомощности издал странный рыкающий звук.
— Зачем же ты, дурень, вляпался в эту историю! Я же намекал, беги отсюда — еще когда ты подглядывал.
— Я не подглядывал, — с достоинством возразил Этиоль. — Я вел разведку.
— Выходит, без толку ты вел разведку! — в сердцах воскликнул узкоглазый. — Теперь и тебе крышка!
Эхомба бросил взгляд в сторону толстяка, который рассматривал его с каким-то хитроватым, нездоровым удовлетворением.
— Он говорит, — Эхомба махнул рукой в сторону мужчины в кожаных доспехах, — что я тоже вляпался. Это правда?
— Конечно! — весело ответил толстяк. — Любому, кто заходит ко мне в гости, обратной дороги нет.
— Очень даже странно, — насупился Эхомба. Разговор нравился ему все меньше и меньше. — Я не чувствую себя пойманным.
— Мало ли что не чувствуешь! Ты уже в клетке.
Хозяина хижины едва ли можно было назвать человеком — либо он относился к тому племени, о котором Эхомба никогда не слыхал и с представителями которого не встречался. Верхняя часть туловища была значительно крупнее нижней, словно на ноги и бедра одного человека насадили торс другого. Щеки впалые, будто нарочно втянутые, нос крючковатый, глаза посажены так глубоко, что, казалось, кто-то иной, спрятавшийся в человеческом обличье, выглядывает оттуда. Густая грива ярко-рыжих волос свободно ниспадала не только на лоб и плечи, но и до самого пола. Чем-то незнакомец неуловимо напоминал огромную обезьяну — если, конечно, подобное сравнение не оскорбляло этих шустрых и милых животных.
— Говоришь, не чувствуешь пут? — продолжил толстяк. — Тогда попробуй встать.
Этиоль пожал плечами и попытался подняться. Не тут-то было! Он глянул вниз и вдруг обнаружил, что циновка сплетена из чего-то живого, подвижного. Жгуты шевелились, пускали ростки, которые цепко и густо обхватывали сандалии и ноги пастуха. Этиоль вновь услышал странное потрескивание и едва слышный шелест, заполнивший комнату, однако теперь ему стало ясно, что эти звуки никак не связаны с шумом леса.
Приглядевшись, он едва не вскрикнул от ужаса — побеги, произраставшие из плетей, начали ввинчиваться в его плоть. Пастух перевел взгляд на чужака с раскосыми глазами и тут понял, что с ним произошла та же беда. Бедняга был уже намертво прикручен к полу. Вот, оказывается, что означали его странные ужимки.
Дождавшись, пока новый гость до конца все осознает, хозяин хижины удовлетворенно потер руки и с той же нарочитой веселостью посочувствовал:
— Не расстраивайся, дружок. Посмотри, какая знатная компания здесь собралась!
