Так я и поступил, в густом малиннике обосновавшись. Возможно, я бы нашёл убежище и понадёжней, но у этого было своё преимущество. Ягоды. Маленькие, незрелые и кислые. Но жажду ими я кое-как утолил. И теперь мог спокойно о других делах думать. О том, например, куда это меня занесло.
Судя по всему, находился я на лесной опушке, или даже на огромной, нарочно расчищенной поляне. Пятисаженные сосновые колья тянулись вдоль края леса на протяжении не меньше версты. Дальше разглядеть из моего укрытия было невозможно. Перед изгородью полоса очищенной от травы и разрыхлённой земли проходила. Это такой старинный гоблинский способ обнаружения гостей незванных. Я о нём ещё в бурсе читал. Похоже, что охрана тут велась по-настоящему, на совесть. И хвала всем богам, что я так близко к частоколу не подбирался и следов своих на полосе не оставил. А не то пришлось бы вскоре с обитателями здешними познакомиться.
А вон там они, скорее всего, и проживают. Чуть в стороне, уже в лесу изба-пятистенок стоит. В такой без труда дюжина человек разместиться может. Благо, сейчас раннее утро, и большинство охранников, видимо, ещё не проснулось. А потому наблюдениям моим никто не мешал.
Дальше внимание моё привлёк пологий холм, между избой и изгородью расположенный и над обоими возвышающийся. К подножию его вела наезженная колея, а на вершине размещалось какое-то странное сооружение. Сколоченный из досок открытый короб с отходящим от него вниз под углом жёлобом, край которого за изгородь свешивался. И не нужно профессора сюда звать, чтобы определить – по жёлобу этому что-то через частокол переправлялось. Не мешало бы узнать, что и для кого?
По-хорошему нужно было тут же отсюда и убираться, пока никто меня не заметил. Да, видать, слишком уж долго я с Севкой общался. В меня словно его любопытство переселилось и стал я потихоньку к избе подбираться. Волшебный клубок попытался было дорогу мне преградить, но, убедившись в бесполезности усилий своих, покатился следом.
Впрочем, он успел неожиданно и ловко толкнуть меня в спину и повалить на траву за мгновенье до того, как дверь избы отворилась. На крыльцо вышли два стражника разного сложения и возраста, но с одинаково заспанными лицами. Оружия при них не было и они имели бы вид совсем безобидный, если бы не одежда на них – кафтаны до боли знакомой пятнистой расцветки.
Один из стражников, молодой, дородный и безбородый сладко потянулся, громко при том суставами хрустнув, и спросил старшего товарища:
– Дядя Пахом, завтра что ли нам смена придёт?
По голосу я его и признал. Это же Сысой Переплут с Кривого переулка. Тот самый, что нашу ватагу в лапту обыграл. Я же говорил, что он у князя в дружине служит. Вот где довелось повстречаться! И не допусти Сварог, чтобы он меня увидел. Тут уж не отговоришься, что случайно в лесу заблудился. Больно уж далеко получается от дома. Сысой, может быть, ума и не великого, но всё ж догадается, что я здесь неспроста оказался. Поймают меня дружинники храбрые, и на всякий случай под замок посадят. Вот воевода-то обрадуется!
Вернее всего, я бы тут же и спрятался от Сысоя куда подальше. Но у того с товарищем любопытный разговор завязался. И уйти, не дослушав, я никак не мог.
– Должно завтра, – безразлично ответил напарнику старший, почёсывая бороду. – А хоть бы и послезавтра! Мне спешить некуда.
– Ну, ты скажешь! – не поверил Сысой. – Всё равно ему. Я так рядом с чудищами этими и мгновения лишнего не останусь. Мне в ту сторону и глядеть-то боязно.
– А ты и не гляди! Твоё дело их вовремя накормить, еду в кормушку бросить. А там пусть делают, что хотят.
Старший стражник, невысокий и жилистый, на крыльцо уселся, достал кисет, сунул щепоть табака в нос и оглушительно чихнул. А его напарник спустился вниз и с беспокойством на изгородь посмотрел.
– А если вырвется кто?
– Теперь не вырвется. – уверенно ответил бородач. – Зря что ли сюда громил каменных завезли?! Зверюги их, как огня, боятся.
– Так громилы твои никого, кроме воеводы, и не слушают! – не сдавался безбородый. – Как тут спокойным останешься?! Ты заметил – здесь даже птицы не поют? Дурное место!
– Э, парень! Много будешь думать – голова большая вырастет и на плечах её не удержишь, – усмехнулся старший. – Не переживай, привыкнешь! Мне первые полгода тоже страшно было.
– А сколько ты здесь, дядя Пахом?
– Да уж скоро четыре года.
– Ого!
– Пустяки! – отмахнулся Пахом. – Вот Овсей Твердоступ, (завтра его увидишь) шестнадцатый год здесь. С самого первого дня, ещё когда змеев огнедышащих разводить начали. И ничего – не жалуется. Работы немного, кормят хорошо, да ещё и жалованье выплачивают. Главное – не болтай никому, что здесь видел!
– Так я что – я молчу, – начал оправдываться Сысой, но бородатый его перебил:
– Ладно, хватит прохлаждаться! Пора в обход отправляться.
Старший стражник убрал за пазуху кисет и неспешно в сторону частокола зашагал. За ним со вздохом сожаления и напарник отправился. А я, подождав, пока они за кустами скроются, стал осторожно к холму пробираться. Теперь уже уйти просто так, не разведав всё до конца, я не мог. Нужно своими глазами взглянуть, что за "громилы" и "зверюги" такие? Раз уж тайны воеводские сами в мои руки просятся, отворачиваться от них не следует. Хуже мне уж точно не будет. И так хуже некуда!
Где крадучись, где бегом, а иногда и ползком, я без помех до вершины холма добрался. Устроился между коробом и жёлобом, голову высунул и в сторону частокола посмотрел. Отсюда, сверху вся огороженная площадка, как на ладони, видна была. Почти ровный круг, приблизительно версты три в поперечнике, с изрядно вытоптанной травой и без единого деревца.
И по унылому этому полю небольшое стадо мирно и лениво передвигалось. Восемь взрослых животных и три детёныша. Выглядели они весьма безобидными, и если бы не огромные их размеры и незнакомое сложение, я бы решил, что подозрения мои напрасными оказались.
Зато пастухи их меня сразу насторожили. Если расстояние не обманывало, росту они были просто невероятного. Не ниже четырёх саженей. И фигуры у них слишком кряжистые для обыкновенных людей. Но кто же они в таком случае?
Один из пастухов вдруг в сторону холма обернулся, что-то своим товарищам крикнул и неуклюже к частоколу побежал. Когда он половину пути преодолел, я смог, наконец, его рассмотреть. Черты лица грубые, крупные. Волосы на голове вовсе отсутствуют. Ноги, насколько позволяла судить мешковатая одежда пастуха – длинная рубаха навыпуск и широкие штаны – несоразмерно короткими были. Зато руки болтались ниже колен.
Но самое необычное в облике незнакомца – кожа. Серая, сухая, какая-то безжизненная, будто железная либо каменная. Каменная?! Кажется, я теперь знаю, кто эти великаны. Скажи мне о них кто другой – рассмеялся бы, но своим глазам трудно не поверить. Волоты – каменные люди. Существа из былин, которых давно уже никто на белом свете не встречал. Многие даже начали их выдумкой считать. А они, оказывается, существуют! В каких-то тридцати-сорока верстах от Старгорода! По-видимому, они и есть те "громилы", которые только приказа воеводы слушаются.
