— Ластел сказал правду, Сайма? Ты хочешь в одиночку столкнуться с яростью Ашкелона? Скажи мне, как ты решилась напасть на лицо такой величины, и докажи, что сможешь исправить свою ошибку без моей помощи.
Она приблизилась к нему, коснулась его горла, пробежала рукой вдоль челюсти, пока палец не нашел его губ.
— Тес, тес. Ты плохой лгун, когда клянешься, что не любишь меня. Зачем тебе рисковать сейчас? Да, я ошиблась в Ашкелоне.
И должна исправить это тем или иным способом. Я тогда не могла ждать, наблюдая его смерть. Его мир обманул меня, он очаровал меня. Ты знаешь, какое наказание может принести мне любовь… Он умолял меня оставить его умирать одного. И я поверила ему… Если бы даже он умер, я продолжала бы любить его.
Каждый из нас несет свое проклятие…
— Ты думаешь, твой вид одурачит его?
Она покачала головой.
— Он сам хочет встречи. А это, — она как бы отбросила руками свою иллюзорную молодость и красоту, — для мелких магов, дети которых прислуживают у ворот. Что касается тебя, не впутывайся в это дело, брат. Сейчас нет времени, чтобы вести философские дебаты. Ты никогда не был компетентен в простых делах, не обремененных решениями суда или совестью. Не пытайся измениться за мой счет. Я буду иметь дело с энтелехией.
Так-то вот! — Она щелкнула пальцами, повернулась на каблуках и пошла прочь, умело подражая молодой женщине, оскорбленной нахальным солдатом.
Пока он смотрел ей вслед, из толпы появился Ашкелон, преградил ей путь, в руках у него была золотая монета, подобная охранному амулету.
Та быстрота, с какой он настиг ее, прежде чем Темпус смог этому помешать, была просто механизмом ее проклятия: она должна отдаться первому подошедшему. Он наблюдал их исчезновение со спазмами в желудке и с болью в горле. И тут увидел Никодемуса, хваставшегося подаренной кирасой перед Джанни.
Эти двое подошли к нему, удивляясь, почему так случилось: ведь у них забрали доспехи. Нико, который прибыл сюда в своих старых доспехах, был одарен так, как не мог себе и представить.
Темпус медленно надевал свой подарок, когда заметил невдалеке чрезмерно яркую фигуру Молина Факельщика и рядом с ним — леди с накрашенными глазами, которая вполне могла быть лазутчиком Мигдонианского альянса. Сейчас она беседовала с Ластелом.
Он попросил пасынков последить за ней.
— Похоже, именно она доставляет контрабандой наркотики в Санктуарий для Ластела, но не нужно задерживать ее по пустякам. Она может оказаться шпионкой, и пасынок, недовольный своей долей, будет для нее лакомым кусочком. Любой из вас годится для этой роли.
— По крайней мере мы должны открыть тайники ее тела, Стеле, — громко хохотнул Джанни, когда они последовали за женщиной, стараясь выглядеть мужественно и хищно. Сердито поглядев на пасынков, Темпус отыскал Факельщика, который скользил, бормоча приветствия и извинения, среди придворных и адептов. Темпус вдруг вспомнил светлые неподвижные глаза Нико: парень знал об угрожающей ему опасности и, преданный Темпусу, как и подобает члену Священного Союза, не сомневался в действиях своего командира и готов был рискнуть жизнью.
«Это война, — говорили глаза парня, — которую мы оба считаем своим призванием. Позднее, возможно, ты объяснишь мне, если сочтешь нужным…»
Темпус знал, что Нико, если останется жив, будет молчать об этом деле.
— Факельщик, думаю, тебе следовало бы пойти посмотреть на ребенка, — сказал он, и его рука тяжело опустилась на плечо священника.
Факельщик потянулся было к бороде, его рот исказился от гнева. Буря эмоций пронеслась по его лицу в ответ на слова Темпуса, пока не остановилась на выражении крайней осторожности.
— Да, я предполагал посмотреть на Сейлалху и ее малыша.
Благодарю за напоминание, цербер.
— Оставайся с ней, — прошептал Темпус тихо, — или увези обоих в более безопасное место.
— Мы получили твое сообщение сегодня в полдень, цербер, — прошипел рэнканский священник и ушел.
Темпус только подумал о том, как хорошо, что неделя празднеств лишь раз в году, когда в розовых облаках над ним начал сгущаться зимний мрак и чьи-то пальцы неожиданно больно сжали его левую руку: прибыла Джихан.
Ашкелон из Меридиана, энтелехия седьмой сферы, владыка грез и теней, стоял перед своим предполагаемым убийцей, немного опешив. Хазарды Санктуария решили, что могут иметь власть над ним, но смертная сила и магия смерти не могут заменить то, что он потерял. Его глаза глубоко утонули под взъерошенными дугами бровей, кожа была мертвенно-бледной, щеки изрезало множество глубоких морщин, делая его похожим на колосса, охраняющего неизвестное море так свирепо, что тамошний народ, который никогда не слышал о Санктуарии, клялся, будто в этих каменных кавернах дьявол растил свой выводок.
Ему дорого стоило обратиться в плоть и организовать преследование Саймы, бежавшей в самое сокровенное убежище гильдии магов. Но он сделал это.
Он сказал ей:
— Твое намерение, Сайма, было не четким. Твое решение было не твердым. Я не мертв и не жив из-за тебя. Освободи меня от этой пытки. Я видел в твоих глазах, что ты не желаешь на самом деле ни моей кончины, ни безумия, которое должно прийти в мир из-за разрушения места успокаивающих грез. Ты жила некоторое время в мире, где грезы не могут решить проблем, не могут быть использованы для определения будущего или для исцеления и обновления. Ты можешь это изменить, вернуть здравомыслие и любовь в этот мир. Я сделаю тебя первой леди Меридиана. На наших набережных снова поднимется хрусталь, улицы будут сверкать золотом, а мой народ закончит желанную победную песню, которую он пел, когда ты разбила мое сердце. — Говоря это, он вытащил из своей одежды платок и держал его развернутым в правой руке. Там, на белоснежном полотне, сверкали осколки Сердца Ашкелона — обсидианового талисмана, который разбили ее шпильки, когда он был надет на его запястье.
Она извлекла шпильки, вынув из своих волос, и крутила их, бело-голубые, зловещие, в своих пальцах.
Он не отпрянул от нее, не глянул даже на ее оружие. Он встретил ее быстрый взгляд и выдержал его, ожидая любого исхода.
Он услышал ее жесткий смех и приготовился предстать перед лицом сборщиков церковной десятины, которые взяли в заклад его душу.
Молодая блондинка исчезла, когда она засмеялась, и Сайма подошла к нему.
— Ты предлагаешь мне любовь? Ты знаешь мое проклятие?
— Я смогу перенести это, если ты согласна провести один год со мной.
— Ты сможешь перенести это? Почему я должна верить тебе, маг? Боги обязаны говорить правду, а ты, я думаю, находишься за пределами ограничений и заблуждений, которым подчиняются боги.
