без устали расхаживал вокруг небесного судна. Расхаживал на своих двоих! Вернее, на трех: двух чудо-протезах и трости. Этот парень был неудержим даже в кресле-каталке, а уж с тех пор, как обзавелся ногами, ни одной минуты не мог усидеть. Он постоянно пытался что-нибудь улучшить, но все и уже шло как надо, потому кайр командовал:
- Проверьте натяжение веревок! Проверьте запас масла! Не забудьте про балласт!
Салем из Саммерсвита сгрузил с телеги три соломенных чучела. Давеча он приложил большие усилия к их изготовлению. Работал с душой, чучела вышли на славу: одно –пузатое и коренастое, точно купец; другое – худое, тщедушное, как юноша; а третье округлостью бедер и грудей напоминало барышню. Всех троих он одел в ношеное старье, купленное по дешевке; украсил лентами; углем нарисовал лица. Прелесть, а не чучела! Такие и на праздник выставить не грех! Но вот что волновало Салема: для чего их применят? Костер полыхал, как идова печка, а боги воздуха наверняка захотят жертв. Ведь просто так, без жертвы, чуда не будет…
Весельчака тоже будоражило предчувствие жертв, однако иного толка. Он не питал сомнений в том, что шар грохнется наземь прямо в день Сошествия – то бишь, сегодня. Значит, летчик накроется земелькой и заколотится в гробок буквально через час. Но кто это будет? Точно не Весельчак: он заказал у писаря и подал ее величеству ходатайство о том, чтобы никогда в жизни не летать на шаре. Стало быть, кто-то из остальной троицы пригласит червячков на пир. А беда в том, что каждого из них Весельчак по-своему любил. Салем – добрая и светлая душа, отличный мужик. Хармон – хитрый пройдоха, но без него бы не было ни шара, ни министерства. А Сорок Два – вообще духовный родич, считай, такой же Весельчак. Житуха угостила его досыта – однако ж чувства юмора не отбила! Словом, всех троих будет жаль. Заранее готовясь к потере, Весельчак обходил друзей и каждому по очереди говорил что-то приятное, а потом добавлял:
- Мне тебя будет не хватать.
Купец Хармон Паула Роджер, напротив, свято верил в успех и рвался занять место в корзине. Взлететь на глазах у императрицы, внести вклад в победу, снискать почет – и выбить, наконец, министерскую грамоту! Одно тревожило Хармона: хорошо ли полетит без водорода? Сколько сил он посвятил покупке газа, как тут возник этот мелкий, заявил: «Не нужен водородный шар, достаточно воздушного» - и сразу лег на стол императорский указ: обойтись без водорода.
Страшная мысль прошибла купца: а если и теперь мелкий его потеснит?! Он же у Минервы этот, фаворит, или как оно зовется. Скажет: «Сам хочу лететь» - и айда в корзину!
- Сорок Два, - предложил Хармон, - не взлететь ли нам прямо сейчас?
- Владычица еще не приехала.
- Потому и предлагаю. Она же с этим приедет, как его…
Сорок Два не разделял взглядов Хармона на минервиного любимца:
- Ну-ка, отставить критику! Натаниэль – славный парень и кудесник.
Хармон поглядел на кайровские протезы. Чудесная штука: так здорово прилажены, будто сталь напрямую приросла к кости. Железные ноги – а ходят, как живые! Именно из-за этих протезов Хармон совсем перестал доверять Натаниэлю - ведь тот не взял с кайра ни агатки. Этакое чудо любому безногому богачу можно было продать за сотню эфесов, а то и за две сотни. Натаниэль отдал кайру за так, еще и сам лично пришил протезы к культям. А зачем? Ясное дело: втереться в доверие!
- Этот юнец хочет нас вытеснить. Прогонит из корзины, а сам залезет и все почести заберет. Он же фаворит, что ему скажешь!
Сорок Два рассмеялся:
- Хармон, дружище, ты хоть знаешь, кто такой фаворит?
- Веселые вы, братцы, - вздохнул Весельчак. – Очень мне вас будет не хватать…
- Кажись, это она! – вскричал Салем, заметив черную точку в небе.
Бывший вождь Подснежников обожал императрицу, чуял ее с любого расстояния и никогда на сей счет не ошибался. Вот и теперь: мало ли, точка – может, воробей. Ан нет, приблизилась, выросла и оказалась шлюпкой с четырьмя пассажирами, среди которых была императрица.
Стоит отметить: механику полета шлюпки без помощи шара, водорода и горячего воздуха кое-как понимал только Сорок Два. Остальные относили ее на счет личных заслуг Минервы перед богами. Всем, кроме владычицы, законы природы запрещают так летать. А потому и нам она не конкурент. Минерва-то может сама подняться в небо, но любой другой если захочет взлететь – пускай платит гильдии воздухоплавания!
Шлюпка легла на снег, владычица выпрыгнула, высоко подняв руку в блестящей Перчатке:
- У меня получилось! Вы видели? Я сама вела ее!
Следом вылез фаворит, по самый нос укутанный в меха.
- Нашли время экспериментировать: прямо перед главной битвой… Вы и легкомыслие – сестры-близняшки.
- Совсем наоборот, - возразил усатый мужик по имени Инжи. – Моя детка – умница. В большой битве тебя могут прикончить, и она уже не научится водить шлюпку.
Четвертым выскочил лазурный гвардеец. Было видно: он очень хотел сказать что-нибудь про владычицу, но обе возможных точки зрения оказались заняты, потому страж спросил:
- Ваше величество, это… вам не холодно?
Она скинула с плеч платок:
- Мне жарко! Огромный костер! А шар – просто восхитителен!
Хармон и Сорок Два расцвели на глазах.
- Мы ждем только вашего сигнала, чтобы подняться в небо!
- И чучела готовы, - грустно молвил Салем. – Прикажете бросить в огонь?
Чертов фаворит, конечно, все испаскудил:
- Ничего не бросать, никто не летит. Еще рано, стартуем по моему сигналу.
Хармон огрызнулся:
- Простите, юноша, но не вы здесь главный. Ее величеству решать.
- Еще рано, стартуем по сигналу Нави, - тут же повторила Минерва.
Совсем ее околдовал, - подумал Хармон, - даже говорит она нежно: не Натаниэль, а Нави…
- Расскажите мне о шаре, – приказала владычица.
Сорок Два и Хармон наперебой изложили летные характеристики, а заодно и планы на будущее. Кайр описал устройство идеальной службы разведки, Хармон – богатую и могучую Гильдию воздухоплавания. Оба уже не впервые описывали свои мечты, а Минерва всякий раз слушала с удовольствием. Она любила людей, умеющих смотреть вдаль.
Правда, теперь на лице владычицы отразилась печаль.
- Не буду лгать, господа: грядет тяжелая битва. Вполне возможно, Первая Зима падет. Вероятно, не все из нас встретят завтрашнее утро. Я хочу сказать: все вы – прекрасные люди, занятые достойным
