Не глядя, Ахнир тычет в их сторону кружку, из неё плещет на траву.
– Под-держи.
Чайот Гарло берёт кружку и, кажется, с трудом удерживается, чтобы не треснуть ею Ахнира наотмашь. Чайот так сильно стискивает зубы, что смуглая кожа над желваками становится белой.
Ахнир Талай снова хлопает золотого дракона по плечу, едва не теряя равновесие.
– Поктаешь меня, др-ракон?
Разумеется, это не вопрос. Словно невзначай придерживаясь за Илидора, эльф делает несколько шагов, обходит его сбоку. Смотрит задумчиво на спину дракона, словно споря сам с собой, по силам ли ему нынче подобная высота.
Никакое Слово не обязывает Илидора развлекать эльфов, и Талай наверняка ожидает, что золотой дракон пошлёт его в сусличью нору, каких в этой степи должно быть валом, не промахнёшься. Сподручники тоже этого ожидают, потому подходят ближе и взглядами умоляют Илидора не подкачать, сопротивляться отчаянно и дать им повод наконец надрать ему зад. Даже степняки что-то понимают: одна за другой умолкают дудки, с тихим «бым» обрывают свой речитатив барабаны, затихают вопли и даже визг детей.
Все смотрят на золотого дракона, а золотой дракон безупречно тупым взглядом смотрит на Ахнира, вопросительно-выжидающе изогнув шею. Эльф стоит возле бока Илидора – дракон, конечно, животина не мелкая, но забраться ему на спину можно без большого труда, даже если ты ребёнок или пьяный эльф: шагнуть на согнутую заднюю лапу, уцепиться за крыло, перекинуть ногу – немногим сложнее, чем в седло. Особенно когда есть кому помочь.
Ахнир Талай, всё ещё не понимающий, будет ли дракон брыкаться, медленно облизывает губы и отирает ладони о штаны простецким жестом, неожиданно уместным для пьяного в сосиску эльфа. Сподручники подходят ближе. Степняки смотрят на дракона и эльфа очень внимательно, и от их взглядов воздух нагревается ещё сильнее.
Илидору страшно хотелось зашипеть на Ахнира. Махнуть крылом и отшвырнуть его на пять шагов. Растоптать его. Разорвать.
Илидор не двигался с места и смотрел на Талая безупречно тупым взглядом, а Талай, как водится у эльфов, не смотрел дракону в глаза, а примерялся, как бы залезть ему на спину.
Быть может, для всех бы оказалось самым удачным вариантом, если бы Ахнир просто подвернул ногу при следующем шаге и никуда не полетел, но он не подвернул ногу. Даже не позвал сподручников на помощь, собрал в кулак все свои хмельные силы и стал карабкаться сам. То ли нарочно, то ли случайно больно пнул дракона коленом в бок, с нажимом проехался каблуком по бедру, оставляя счёсанный след на блестящей чешуе, грубо дёрнул за крыло и, причмокнув губами, наконец устроился на спине Илидора.
Пнул его пятками, словно коня.
– Дав-вай, скотина! И не смей ронять меня, ты пнял?
Илидор не ответил, мягким толчком отбросил от себя землю, глухо хлопнули крылья, пронзительно взвизгнул Ахнир, внезапно осознавший, что оставил где-то на земле своё высокомерие. Распластался на драконе, словно попонка, и ухватился за его шею так, что он едва не закашлялся.
И ещё Илидор понял, что его отличный план может быть сорван внезапно и грубо, если Талая в воздухе стошнит, что очень даже запросто. О чём он только думал, когда согласился покатать это чудовище?
С гораздо большей охотой Илидор бы покатал даже Куа, и Ахнир это должен был понимать. Наверное, он выпил не менее пяти огромных кружек вина, если ему вдруг показалось хорошей идеей покататься на золотом драконе.
То есть кто бы сомневался, что ему хотелось ещё и так показать свою власть над Илидором, но эльф же должен понимать: в небе от его власти останутся одни бледные воспоминания. Ахнир просто свернёт себе шею, если Илидор поднимется повыше и сбросит его, и Ахнир за минувшие годы сделал более чем достаточно, чтобы Илидор очень хотел его сбросить, даже если за это ему придётся проститься с драконьей ипостасью, и даже если сподручники ошалеют от такого нежданного счастья и немедленно забьют его до смерти.
Сначала золотой дракон летел низко, едва не задевая животом высокие степные травы. При желании Талай мог бы спрыгнуть с его спины и, если повезёт, даже не ушибиться. Но он не прыгал. Спокойное поведение дракона и пьяная удаль уравновешивали страх и до невиданных высот раздували удовлетворение от того, что он, великолепнейший и храбрейший Ахнир Талай, оседлал этого скотского Илидора!
Честное слово, оседлал! От восторга эльф стал воздевать руки к небу на виражах, опасно раскачиваться и мычать что-то невнятное.
Золотой дракон летел уже чуть выше над степью. Золотой дракон закладывал плавные, очень безопасные виражи, каждый раз поднимаясь ещё чуточку и ещё немного. Стискивал зубы и очень старался не вести себя как умалишённый, потому что ему в жизни не было так страшно.
Даже в детстве, когда Ахнир схватил его за хвост и шваркнул о дубилку, а потом бросил валяться под ней всю ночь, и у Илидора всю ночь двоилось в глазах и подкатывало к горлу.
Даже когда к драконышам впервые пришла Хшссторга и сказала: «Некоторые из вас умрут, не успев увидеть холмов Айялы – интересно, кто это будет?» и в упор уставилась на Илидора.
Даже когда его оставили на ночь в большой машинной.
Даже когда он впервые увидел Теландона – немолодого, сухощавого, невозмутимого, словно камень, тихоголосого, бесконечно спокойного и жуткого, как стадо Арромеевардов на бесконечном поле машин.
Сейчас было страшнее. Потому что если он ошибся, то никогда не сможет увидеть Такарон.
Если он ошибся и его удерживает Слово, данное Моран за эфирных драконов, то ему не суждено убежать из Донкернаса.
Ему тогда вообще ничего не суждено, всё закончится здесь, в этой степи, потому что Слово запрещает покушаться на жизнь эльфов и причинять тяжкий вред их здоровью. Сознательно поставленный синяк, вывих и даже выбитый зуб серьёзным вредом не считаются, как убедились драконы за двести лет, а вот оторванная конечность, вытекший глаз и даже сломанная кость – это уже нарушение Слова.
Хотя сломанные кости восстанавливаются, а вот выбитые зубы у эльфов заново не отрастают, но если исконная магия говорит: «Это работает так» – с ней не очень-то поспоришь.
Илидор сделал долгий вдох. Воздух пах горькой полынью и сладкой безымянной травой с пушистой жёлтой пыльцой. Воздух ещё помнил речитатив барабанов и звонкие крики степняков.
Если золотой дракон не сможет прийти в Такарон, то всё остальное, пожалуй, не важно. Золотой дракон не станет столетиями торчать в Донкернасе и ждать, когда эльфы закончатся. Это слишком мелко, слишком мало для него, для золотого дракона Илидора, который не принадлежит эфирному роду, Донкернасу и какому бы то ни было эльфу.
Он ничей.
Илидор мягко заложил очередной вираж. Ему удалось незаметно подняться на высоту двухэтажного дома. Ну может, и не очень незаметно, но Ахнир явно расслабился и не ждал никакого подвоха, даже начал пританцовывать, сидя.
Просто Ахнир слишком пьян. Трезвый Ахнир всегда ждёт подвоха от дракона и вдвойне – от золотого.
Место было удачное: достаточно далеко от празднества, чтобы никто оттуда не мог с уверенностью утверждать, что именно он видел, и достаточно близко, чтобы каждый точно знал: Илидор просто летел.
Сбросить эльфа наземь с высоты двухэтажного дома – это определённо покушение на его жизнь и здоровье и нарушение Слова.
Илидор просто летел и просто закладывал вираж, когда Ахнир в очередной раз поднял руки, и золотой дракон вильнул чуть сильнее, чем эльф ожидал, и наклонился набок – совсем немного, но достаточно, не слишком резко, но неожиданно.
Пьяный Талай не успел ухватиться за крыло и полетел вниз, опережая звук собственного вопля.
Глава 7
«Природа была непростительно беспечна, создав могучих и притом не вполне разумных существ, не сознающих в полной мере своей силы и вариаций её приложения, не умеющих задаваться вопросами о предназначении, не способных задуматься даже о том, что огромная сила – это и огромная ответственность.
К счастью для континента Маллон-Аррай, учёные и маги Донкернаса считают своим долгом неустанно обуздывать и укрощать эту невероятную мощь».
Из записок Теландона, верховного мага донкернасского домена
