— Как р-раз об остальных я и х-хотел говорить, повелитель. Никто не знает, что я с-здесь, а если узнают… — он замялся перед тем, как продолжить, разгладил хитон, икнул. — П-боюсь ничего х-хорошего не па-а-алучится, Александр.
Вот прям в зюзю, вон опирается спиной о стену, опасаясь потерять равновесие. Впрочем, зная любовь к вину в этом мире, на этот факт можно закрыть глаза. Делу не мешает и хорошо
— А че так? — спросил я.
Эвмен растер лоб ладонью, его лицо покрылось испариной. Он замялся, явно не зная с чего начать.
— Ты л-лучше маего знаешь, што не так, повелитель, — наконец сказал он.
— Ты вот это не поясничай! — раздраженно фыркнул я.
— Все не так! — вдруг выпалил Эвмен.
Одно то, что грек явился в царские покои один, без сопровождения полководцев вселяло уважение к такому поступку. Но я прекрасно понимал, что за человек стоит сейчас перед ним и не спешил обольщаться. Потому не торопился предлагать гостю присесть и не просил подать в покои вина, пусть знает свое место и пусть понимает, что пока он не определится на чей стороне — хорошого отношения ждать не стоит. Такие люди как Эвмен переобуваются на лету трижды на день, надевают кучу масок, и их настоящее лицо не знает собственная мать. Выпад, который грек позволил себе сделать в сторону Лаомедона с утра, вовсе не означает, что этому человеку можно доверять. Стоит помнить, в момент, когда я вместе с телохранителями достал клинки, Эвмен остался недвижим.
— Присядь, — наконец сказал я через несколько минут молчания.
Я проследил как грек, пошатываясь, садится на стул у тумбы.
— Тебя прислал Архон?
— Я пр-р-ришел сам, мой т-царь, клянусь. Знай Ар-р-рхон или Антипатро моем визите к тебе, я был бы мертв.
Интересно поворачивается разговор. Эвмен утверждает, что, придя в покои ко мне, он рискует собственной жизнью.
— Ты потому за воротник положил, от страха?
Грек пожал плечами, как бы извиняясь.
— Хочешь сказать, остальные не знают, где ты? — я изобразил удивление на своем лице.
— Именно это я и хочу з-сказать… — пьяная физиономия Эвмена расплылась в улыбке. — А когда узнают, я умру, прямо как этот придурок Аристотель, умерший из-за своих идеалов!
— Повтори…
— Ты с-сам все знаешь, мой павелитель…
Повисло молчание. Я сам все прекрасно знал. Аристотеля убили не за что, но чтобы один из соратников говорил о подставе старика в лоб… Я схватил Эвмена за грудки, врезал ему по переносице рукоятью ксифоса. Брызнула кровь, грек застонал, но даже не подумал защищаться. То ли он был настолько пьян, то ли готов был понести наказание за содеянное. Я протащил грека через всю комнату и впечатал спиной в стену, подперев его горло лезвием ксифоса.
— Ты убил деда? — прошипел я в лицо секретарю.
— Нет, — с уголка рта грека струилась кровь, он даже перестал заикаться, протрезвев от знакомства с чудодействующей сталью. — Его убил Архон и я полагал, что для тебя это не серкет. Но если ты убьешь меня повелитель, я буду только благодарен тебе, потому что тогда ты избавишь меня от страданий выбора!
Я убрал лезвие ксифоса от горла Эвмена, отбросил полководца за шиворот к столу. Стоило взять себя в руки. Аристотеля не вернуть, а погорячившись можно запороть очень многое. Глубокий вздох, выдох. Успокаиваюсь. Впредь следует не пороть горячки. Неизвестно зачем сюда пришел этот человек, какие цели преследует.
— Твой приказ… — наконец, набравшись сил, прошептал грек.
— Что мой приказ? Говори уже!
Секретарь собирался с мыслями, но Саша я вновь потерял всяческое терпение, бросился к греку и схватил его за шкирку.
— Тебе лучше соображать быстрее!
Не покидало твердое ощущение, что полководцы заманивают меня в новую игру. Ранее я отдал прямой письменный приказ выступать на север следующим утром. Похоже, что Архон и компания подослали Эвмена, чтобы заверить меня, будто подобный приказ выйдет боком. Хотели показать, что приказ не будет выполнен? Промелькнула мысль вышвырнуть из покоев секретаря. Могло быть так, что полководцы отвлекают мое внимание. Однако перед тем как выпереть Эвмена вон, я все же спросил:
— Почему ты решил, что я не вызову к себе Архона? Разве я могу назвать Архона своим врагом? С чего ты решил, что я считаю врагами своих полководцев? Я могу называть своим врагом тебя?
Эвмен рассмеялся, по крайней мере попытался, потому что лицо его тут же скривилось от боли, он закашлялся, замолчал, оперся затылком о стену.
— Я больше не твой секретарь, Александр, да и не соратник я тебе, я не твой полководец — вдруг сказал он. — Все это осталось в прошлом! Ты не доверишь мне полк фаланги в бою, как прежде…
— Поясни?
Эвмен пожал плечами, попытался встать, я уже не держал его за шиворот. Получалось дрянно, он оперся о стол и перевернул его, а сам чуть не завалился обратно на пол, но чудом устоял на ногах. Выглядел он отвратительно. Пьяный, весь в крови, отекший, с растрепанным хитоном и хламисом. Несмотря на все это, во взгляде грека читалось сопереживание и боль. Потом глаза Эвмена вдруг стали ясными, окончательно исчез алкогольный дурман.
— Повелитель, — продолжил он. — Разве можешь ты доверить мне полк фаланги, если у тебя его нет? Я пришел предупредить тебя, мой царь.
Не успел я осознать ту чушь, какую несет грек, как секретарь бросился вперед и наделся на лезвие моего ксифоса.
— Хера ты творишь? — я отпустил рукоять меча, подымая руки.
Эвмен схватил ксифос прямо за лезвие. Грек нашел в себе мужество довести начатое до конца и вонзил меч в грудь по самую рукоять. Лезвие вышло со спины. Полководец, давясь собственной кровью, упал на колени, завалился на пол. Его глаза уставились в одну точку. Эвмен умер, хотя теплая кровь еще долго растекалась по шкуре, лежавшей на полу. Я смотрел на грека, силясь понять, что произошло.
Сумасшествие… визит, самоубийство, бред из уст умершего. Я так и не понял, о чем предупреждал Эвмен! Я на всякий случай проверил пульс секретаря, чтобы убедится, что он мертв и ему уже ничего не поможет, позвал Пердикку.
Одно ясно. У полководцев в их змеином улье начали подгорать пердаки после моего приказа идти на север. Что именно там происход — это только предстояло выяснить.
В покои забежал Пердикка с мечом в руках. Телохранитель увидел, что я склонился у трупа Эвмена, из груди которого торчит ксифос, опустил свой клинок и выругался сквозь зубы.
— Да простит меня мой царь! Не уследил!
— Нет, Пердикка, в том никто на меня не нападал, — я неспеша поднялся.
— Ты убил его? — нетерпеливо выпалил телохранитель.
Я покачал головой, коротко рассказал Пердикке о том, что произошло в покоях минутами ранее. Телохранитель впал в ступор, нехотя спрятал в ножны свой меч.
— Зачем он сделал это… вот дурак, — он пожал плечами. — Хотя, наверное, понимал, что если узнает Архон… ничего хорошего не выйдет, мой повелитель. А Архон узнает, вот и решил наложить на себя руки.
— Эвмен сказал, будто полководцы не знают о визите секретаря, — заверил я и вкратце пересказал разговор, состоявшийся между мной и Эвменом перед смертью грека.
Судя по тому, как вытянулось лицо Пердикки, телохранителю не понравилось услышанное. Он вновь коснулся рукояти ксифоса.
— Прикажите убрать тело, мой царь?
— Прикрой его, — распорядился я.
Пердикка постучал в дверь, через мгновение в проеме показались Лисимах и Пеусест. При виде тела парочка даже не шелохнулась. Возможно Пердикка успел предупредить своих бойцов в чате.
— Никого сюда не пускать. Оповестите начальника караула, что к покоям повелителя необходимо стянуть усиленный отряд, а сами отправляйтесь за Аристоном, жду вас здесь!
Телохранители в ответ коротко кивнули. Сам Пердикка тут же захлопнул дверь и задвинул засов.
— Ты че мутишь? — насторожился я.
Пердикка пропустил вопрос мимо ушей, аккуратно свернул труп в шкуру, на которой скончался полководец и положил тело у стены. Я отметил про себя, что появление крови в покоях Македонского стало неприятной закономерностью.
