невидимую руку. Никакой руки, безусловно, не оказалось, и теперь сомнений больше не было: меч сражался сам по себе. Никогда раньше Бинку не доводилось противостоять такому оружию — Король не доверял суждениям неодушевленных предметов. Так что этот опыт был в новинку. Но, само собой, в данной ситуации не заключалось ничего странного — почему бы, в самом деле, не побороться с заколдованным мечом?
И все-таки, если уж меч действует сам по себе, почему он так стремится лишить Бинка жизни? К оружию, обладающему лезвием, он всегда испытывал только уважение; он тщательно заботился о собственном мече, всегда проверял, в должном ли состоянии заклинание, поддерживающее его остроту, и никогда не бранил его. Следовательно, мечи любых типов и убеждений не должны иметь к нему никаких претензий.
А может быть, он как-то невольно оскорбил именно этот меч?
— Меч, если я обидел тебя или неверно к тебе обращался, то прими извинения, и я предлагаю дружбу! — произнес он. — Я не хочу сражаться с тобой без видимых причин.
Меч свирепо рубанул его по ногам. Так — значит, переговоры не получаются...
— Скажи же мне хотя бы, чем ты обижен?! — воскликнул Бинк, отскакивая в сторону в последнее мгновение.
Меч неумолимо продолжал атаковать.
— Тогда мне придется тебя испортить, — проговорил Бинк, и в голосе его смешались сожаление, гнев и азарт. Да, это настоящий вызов! И в первый раз за все время боя Бинк встал в настоящую оборонительную стойку и показал мастерство фехтования. Он знал, что является лучшим бойцом, чем его противник-меч.
Он не мог поразить того, кто направлял меч, потому что поражать было попросту некого: ни пронзить, ни руку отрубить. Меч не проявлял и признаков усталости — силу ему придавала магия. Но как, в таком случае, одолеть его?
Получается, это гораздо более серьезный вызов, нежели он предполагал! Бинк не был особенно встревожен — что тревожиться, если знаешь, что противник слабее тебя? Но вот если противник неуязвим..
И все-таки талант Бинка не может допустить, чтобы ему был причинен вред. При обычной схватке меч в руках человека мог такое сделать, так как в подобной ситуации не замешана магия. А если дело касается магии, то Бинк в безопасности. В Ксанфе вряд ли можно было отыскать полностью немагический предмет, так что Бинк оказывался необыкновенно надежно защищенным. Вопрос, следовательно, лишь в том, сможет ли он одержать победу сам, при помощи собственных умения и мужества, или же все-таки его опять спасет некая фантастическая случайность? Если не удастся победить первым способом, его талант завершит схватку вторым.
Он еще раз вынудил меч-противник принять уязвимое положение и сразу же рубанул по лезвию, рассчитывая переломать его посередине. Его замысел не удался — магический металл оказался слишком прочным. В конце концов, он не очень-то и надеялся на успех — одним из базовых заклинаний для современных мечей было заклинание прочности. Итак, что дальше?
Он услышал звук приближающихся шагов. Пора поскорее кончать схватку, или ему придется скоро смириться с участью спасенного. Да, его таланту не было дела до его гордости — он заботился исключительно о теле.
Тут Бинк обнаружил, что прижимается спиной к дереву — к дереву вполне реальному, а не иллюзорному. Стены лабиринта оказались наложенными на живую растительность — все вкупе и было частью головоломки.
Дерево оказалось липучкой — любой предмет, проникший сквозь его кору, магически к ней приклеивался; затем дерево медленно обрастало вокруг этого предмета и поглощало его. До тех пор, пока кора не была повреждена, дерево-липучка было безобидным — дети могли спокойно подниматься по стволу и играть в его ветвях, если не пускали в ход клинья. Дятлы держались от этих деревьев подальше.
Поэтому Бинк мог прислониться к нему, но с большой осторожностью...
Вражеский меч нацелился ему в лицо. Бинк потом так и не мог разобрать окончательно, когда его озарило — до или после его реакции на удар. Скорее всего после, и это значит, что его талант опять сработал, сколько Бинк не силился обойтись своими стараниями. Как бы там ни было, но на сей раз он не стал отбивать удар, а просто присел.
Меч просвистел у него над головой и врезался в дерево, глубоко разрубив кору. Тут же включилась магия дерева, намертво приковав меч к месту. Он стал дергаться и вырываться, но безуспешно. Ничто не могло преодолеть магию предмета или существа, которой обладали только данный предмет или данное существо. И Бинк победил.
— Прощай, меч! — произнес он, вкладывая свое оружие в ножны. — Прости, что мы не можем задержаться подольше.
Однако за его бравадой таилась мрачная тревога: кто или что побудило магический меч напасть на него? Выходит, у него есть враг, и он ему неизвестен, и такое обстоятельство не может понравиться. И дело вовсе не в страхе перед каким-то новым нападением, а в предчувствии беды — ее нельзя не предчувствовать, если тебя не любят до такой степени. А ведь Бинк всегда старался ладить со всеми.
Он свернул за новый угол и — врезался в колючий кактус. Не в настоящий, конечно, а в иллюзорный — иначе бы он, без сомнения, немедленно превратился в некое подобие подушечки для булавок.
Кактус протянул утыканную колючками ветку и обхватил Бинка за шею.
— Неуклюжий болван! — загремел он. — Хочешь, я разукрашу твою уродливую физиономию грязью?!
Бинк тут же узнал и голос и хватку.
— Честер! — прохрипел он со стиснутым горлом. — Кентавр Честер!
— В хвост и в гриву! — выругался Честер. — Ты обманом заставил меня выдать себя! — Он слегка ослабил ужасную хватку. — Но теперь лучше скажи, кто ты! Или я сожму тебя вот так...
Он тут же продемонстрировал, как.
Бинку показалось, что его голова сейчас отделится от тела. Куда же подевался его талант?!
— Финк! Финк! — пискнул Бинк, пытаясь произнести свое имя онемевшими губами. — Хинк!
— Никакой я тебе не финт! — рявкнул Честер, раздражаясь, из-за чего его пальцы сжались еще сильнее. — Мало того, что ты на редкость уродлив, так ты еще и наглец. Эй! Да у тебя мое лицо!
Бинк совсем позабыл, что на нем — костюм. От удивления пальцы кентавра чуть расслабились, и Бинку предоставилась возможность вымолвить словечко:
— Я — Бинк! Твой друг! В иллюзорном облике!
Честер нахмурился. Кентавры не были тупыми, но этот определенно предпочитал думать мускулами.
— Если
