«Ага, то-то: «родной мой»… Зауважала-залюбила. Ох, бабы… Всегда вы начинаете по-настоящему любить мужиков лишь тогда, когда возникает угроза их потерять»
Пауза.
«Да, рыцарь. И не шути над этим, пожалуйста»
«Ладно, извини, я просто хотел поднять тебе настроение. Откровенно говоря, мне страшновато, вот я и хорохорюсь. Итак?»
«Езжай вперёд, тут неподалёку есть одна поляна, просто сочащаяся Силой…»
* * *
Эта корчма была опрятной и нарядной — стены выкрашены весёлой ярко-жёлтой охрой, столбы, подпирающие крышу, и вовсе окрашены красной масляной краской. Сразу видно процветающее заведение. Над входной дверью красовалась странная вывеска — огромная деревянная колбаса, выкрашенная всё той же красной краской, своей формой навевающая нездоровые ассоциации.
Рыцарь вздохнул. Опять корчма. Всё время корчма. Корчма, таверна, харчевня, постоялый двор… А ему мерещится дом. Опрятный маленький домик с садом, с белёными известью стенами, и хозяйка выходит из дверей, глядя на него огромными чёрными очами, и через плечо на высокую грудь перекинута коса, толстая, как корабельный канат… Первей зажмурился, даже потряс головой, но видение не исчезло — только скромная хата превратилась в высокий родовой замок, и хозяйка тоже изменила облик — высокая стройная дама, волосы гладко зачёсаны назад и убраны жемчугом, шуршат по гранитным плитам садовой дорожки шёлковые юбки. У дамы строгое, красивое и умное лицо, и только глаза прежние — огромные чёрные очи, затягивающие в глубину. Дама подходит к нему вплотную, кладёт руки ему на плечи, её высокая грудь тяжко вздымается, натягивая шнуровку корсета. Первей не может отвести взгляда, а руки уже легонько тянут за шнурки, и округлые белые полушария выскальзывают на свободу, целясь в него крупными розовыми сосками. Шуршат, спадая, шёлковые юбки…
Первей с размаху ударил себя ладонью по уху, так, что в голове пошёл звон. Морок, чистый морок. Откуда? Нет, не то, постой-постой… Он же сейчас вот захотел женщину! Это невероятно — он уже и забывать стал, что это такое.
«Родная, отзовись»
«Да, рыцарь»
«Что это со мной творится?»
Короткий смешок.
«Нормально. Молодой ещё мужик захотел женщину. Должно быть, тебе смягчили режим сильнее, чем я полагала»
«Не так. Я захотел тебя»
Короткий злой смешок.
«Я вся твоя, мой милый. Мне самой раздеться или ты мне поможешь?»
«Не надо. Не надо так зло. Я же не хотел тебя обидеть»
«И тем не менее тебе удалось»
Долгая, неловкая пауза.
«Извини, Родная. Я правда не хотел»
Бесплотный шелестящий вздох.
«Ладно, рыцарь. Ты и правда не виноват. В конце концов, уже за одно избавление от этой ужасной, нескончаемой пытки жаждой я тебе благодарна… чуть не вырвалось — по гроб»
«Разве это моя заслуга? Я полагал…»
«Ты неправильно полагал. Это не твоя и не моя — это наша заслуга. Ну всё, проехали. Только знай — мне очень больно, когда ты напоминаешь мне о том, что я потеряла»
Долгая, долгая пауза. Что же ей сказать-то?
«Слушай, Родная. Ты сможешь. Мы сможем. Ну не отчаивайся, пожалуйста. Всё вернётся, поверь»
Долгое молчание.
«Ладно, рыцарь. Ты так и будешь стоять перед корчмой, или всё-таки будешь работать?»
«Да иду, иду, — Первей вдруг засмеялся в голос. — А за твои титьки я всё-таки когда-нибудь возьмусь, вот увидишь»
Долгий шелестящий смех.
«Нет, ты совершенно невозможен. На тебя и сердиться-то толком нельзя. Да иди уже, работай!»
* * *
Гул голосов, прорезаемый пьяными выкриками, слоистый дым, медленно вытягивающийся в волоковое отверстие под крышей, едкие запахи пота, дёгтя, вина и жареного мяса. Всё как обычно. Ладно, пора начинать тренировку.
Первей едва подавил смешок, вспомнив то своё «выступление», когда он впервые применил заклятье «великая битва». Завести-то толпу он завёл, а остановить не смог — забыл, как надо. Драка вышла на славу — с переломанными рёбрами и выбитыми зубами, с разбитыми в щепу лавками и столами, с перебитой вдребезги посудой. Каждый бил каждого, союзники и противники менялись ежеминутно. Чудо, что никого не убили. Тогда Голос отчитал его, и с тех пор Первей так и не научился уверенно использовать этот приём — тренироваться было боязно, а одной теорией сыт не будешь. Хорошо, что с разбойничками всё вышло как надо.
«Ну что, я начинаю?»
«Давай уже, не тяни»
Первей сосредоточился, по телу пробежала дрожь, сменившись вроде как холодком…
Гул голосов изменился, выкрики стали громче. Сидевший за соседним столом, напротив Первея парень без замаха ударил собеседника в зубы, просто и естественно, без объяснения причины. Обиженный пустил в ход пивную кружку, брызги пива из разбитой кружки и крови из разбитой морды окатили всех, и это стало сигналом. Битва началась.
«Неверно. Ты забыл разделить их на две стороны»
«Да-да, сейчас исправим»
«Это надо было сделать сразу. Быстрее, рыцарь, сейчас ты утратишь контроль, и будет свалка, как тогда»
Первей снова напрягся. Трудно, ох, трудно…
Беспорядочная свалка на глазах приобретала упорядоченность, одна группа селян сгрудилась вокруг стойки, где корчмарь уже размахивал кочергой, как хорунжий стягом, собирая вокруг себя храбрых воинов. Его противников возглавил сельский купчик в расстёгнутом кафтане, коренастый и лоснящийся, с внушительными кулаками, заросшими волосом до пальцев. Первей поморщился. Кочерга… Ещё убьют кого…
Он снова напрягся, вызывая дрожь. Корчмарь бросил кочергу, затряс пальцами, точно обжёгся.
«Молодец, чёткая работа» — похвалил Голос.
Перед Первеем возникла радостно оскаленная харя рыжего деревенского дуболома, с конопушками на курносом носу. Рыжий парень замахнулся во всю ширь славянской души, явно собираясь заехать незнакомцу в ухо, но не успел — рыцарь коротко сунул ему в нос своей пивной кружкой и тут же, схватив со стола большое оловянное блюдо, скорее целый поднос, с остатками чьей-то трапезы, огрел малого по голове. Малый слегка осовел, и пришлось повторить процедуру ещё раз. Оттолкнув вконец обалделую рыжую харю растопыренной пятернёй, Первей бросил на стол блюдо, потерявшее всякую форму и напоминавшее теперь местную соломенную шляпу-брыль.
«Не отвлекайся. Сейчас раздели их на пары» — вновь прошелестел в голове Голос.
Рыцарь снова напрягся. Сейчас, сейчас…
Бой разбился на множество поединков. Купчик с волосатыми кулаками пробился-таки к своему главному врагу — хозяину корчмы — и теперь сладострастно месил его кулаками, утробно хекая. Впрочем, число воюющих заметно поубавилось — помимо рыжего парня, на полу валялось уже немало славных бойцов.
