Олаф Бьорн Локнит - Конан и повелитель молний

– Та-ак, – только и сказала она. Соблазнительный ротик корчился в судорогах. Из его углов стекала мутно-розовая вязкая жидкость, а движения напоминали кашель подавившегося человека, старающегося вытолкнуть застрявшую в горле кость. Очередная попытка увенчалась успехом, изо рта вылетело что-то блестящее, описало в воздухе крутую дугу и упало, подкатившись к ногам Хисса. Тот наклонился посмотреть и сдавленно ахнул.

Рот удовлетворенно облизнулся, наградив хмурую Лорну милой извиняющейся улыбкой. Хозяйка «Норы» сплюнула и с оттяжкой захлопнула дверь, да так, что со стен нужника посыпались чешуйки краски.

– Не верь глазам своим, – еле слышно пробормотал Хисс, бережно поднимая валявшийся предмет. – Вы только посмотрите!

Он держал в ладонях темно-синий кристалл, размером никак не меньше продающихся на городском базаре дынь и ограненный в такой же продолговатой форме. При малейшем движении камень переливался всеми оттенками голубого, лазоревого и бирюзового, напоминая гигантскую каплю.

– Если эту неведомую особу и дальше будет тошнить такими стекляшками, она навеки покорит мое сердце, – Джай, не веря своим глазам, дотронулся до прохладно сияющего камня и ласково провел пальцем по граням.

Спустя миг синее великолепие покрылось сетью мельчайших трещин, и с легким шорохом – такой, наверное, издают рушащиеся воздушные замки мечтаний – превратилось в горстку сизоватой пыли, просочившуюся между пальцев Хисса на землю. Курицы, бродившие вокруг, внезапно решили, что это самый вкусный корм на свете и устремились склевывать мельчайшие крупинки.

Проныра с Хиссом дружно и разочарованно застонали, а из-за запертой двери нужника донеслись частые удары – рот извергал поддельные камни, словно откладывающая личинки муха-навозница.

– Тащите доски, гвозди и молоток, – Лорна приняла решение. – Мало ли какая гадость оттуда выползет, – она озабоченно пощелкала пальцами. – Колдуна, может, какого позвать, пусть посмотрит, нельзя ли что сделать… Или лучше жреца?

Ши, чувствовавший себя виноватым, умчался на поиски требуемых инструментов. Бритунийка отправилась за ним, одарив напоследок притихшую компанию уничижающим взглядом.

– Надеюсь, она не имела в виду, что за услуги колдуна придется расплачиваться нам? – нерешительно подал голос Хисс, разгонявший куриц в тщетной надежде отыскать уцелевший осколок кристалла.

– Боюсь, мой друг, наша решительная хозяйка подразумевала именно это, – Аластор поднялся на ноги, отряхивая штаны от приставших к ним соломы и песка. – Джай, во сколько может обойтись изгнание демона или прерывания действия заклятья?

– Понятия не имею! – зло рявкнул Проныра. – Зато старый хрыч сегодня вечером изрядно порадуется: мы будем носиться с высунутыми языками, пытаясь загрести в карман как можно больше. Этот проклятый Ши со своими выходками нас окончательно разорит!

– Кто ж знал, что так получится, – успокаивающе заметил Аластор. – В конце концов, не впервой. Да не смотрите вы, точно плакальщицы на похоронах! Придумаем что-нибудь. Это всего лишь рот, рыгающий фальшивыми камнями, а не разгневанный дракон и не налет стражников! Короче, вы как хотите, я иду собираться.

Он ушел, легко ступая по земле и продолжая украдкой посмеиваться. Хисс глянул ему вслед и безразлично осведомился:

– Какой такой старый хрыч?

– Приходил уродец из Чамгана. На нынешний вечер подвернулась небольшая работенка, – объяснил Джай. Подумал и заявил: – Тебе, пожалуй, тоже стоит пойти. Знаю, это не совсем твое ремесло, но там вроде не требуется особых умений. Поторчите на пару с Малышом у входа, поглядывая по сторонам и отвлекая чрезмерно любопытных. Выручку делим на всех. Согласен?

Хисс кивнул. Ему позарез требовалась кругленькая сумма, но в силу кое-каких причин он опасался даже заикнуться о своем бедственном положении. Возможно, сегодняшняя ночь поможет ему поправить свои дела, и тогда все уладится без особых хлопот. Только при чем здесь Чамган? Да, гномы охотно скупают вещи, чье происхождение весьма сомнительно, однако сами никогда не встревают в людские развлечения навроде грабежей и обшаривания чужих домов. Хотя кто их знает, этих подземных выродков… Они ведь из тех, кто предпочитает загребать жар чужими руками.

Один из главных неписаных законов Шадизара гласит: «Не треплись без надобности».

Хисс, поразмыслив, решил следовать ему. Какая разница, что задумали гномы? Дело их компании – выполнить задание, получить деньги и смыться. Просто и незамысловато. Проще, чем отобрать погремушку у младенца.

Мужчина и женщина – хозяин и гостья – за накрытым столом напротив друг друга. Круглый стол – начищенная медь, единственная ножка в виде ствола тонкого деревца, по которому беспечно скользят играющие ящерицы. Он стоит на огромной открытой террасе, на пересечении сверкающих болезненно-белых и темно-охристых квадратных плит.

Над террасой распахнулось застывшее небо, украшенное светлым осколком нарождающейся луны. Купол нависает над пустыней – огромной, живущей, наполненной посвистом ветра, шелестом пересыпающегося песка и тявканьем охотящихся шакалов. На горизонте, где пустыня и небо сливаются воедино, дрожит еле различимый зеленоватый отсвет. Там начинается морское побережье, дремлющий Великий Океан качает сонные, прозрачные волны. Отражение луны и звезд дробится на миллионы частей, Океан превращается в огромный, текучий алмаз с множеством граней, доступный всем и неподвластный никому.

Хозяин и его гостья избегают прямых взглядов. Странные, должно быть, между ними отношения: то ли враги, вынужденные стать друзьями, то ли друзья, поневоле оказавшиеся врагами. А может, то и другое, и третье вместе. Они сидят здесь, посреди холодной, геометрически выверенной террасы, вокруг на многие лиги тянется пустыня, и ничего, кроме пустыни, редких оазисов, караванных путей и звериных троп.

Крылатая тень кружит над ними – неразличимая во мраке, описывая круг за кругом, круг за кругом, черная и безмолвная в черноте. Тень пристально смотрит и слушает.

Мужчине на вид лет тридцать – тридцать пять. Цвета его одежд – красные и черные с золотой каймой. Лицо… Такие лица принадлежат наследникам старинных династий, давно потерявших любые права на трон, последним в роду, помнящим наизусть все легенды о славном прошлом и знающим, что оно не вернется никогда. Он обладает властью, этот человек, но, похоже, она не приносит ему радости, ибо не завоевана, а получена изначально. У него странные, яркие глаза – глубоко посаженные, желтовато-карие, с черным вертикальным зрачком, сжимающимся и расширяющимся. Глаза животного или, скорее, пресмыкающегося. Он смотрит на пустыню, белесо-голубую, исчерченную неуловимыми тенями, и безостановочно верит между пальцами правой руки крохотную золотую подковку. Камни в тяжелых перстнях вспыхивают искрами, подкова вращается, издавая еле слышный звон.