— При помощи магии, ваше высочество, как вы, несомненно, догадались. Однако что касается точного способа, то его, боюсь, я вам открыть не могу.
Микаэл нахмурился.
— Почему? Это секрет эльфов?
— Нет, просто заклинание эльфов, ваше высочество, — ответил Гильвейн. — Но использовав заклинание, я его тут же забыл. Поэтому даже при желании не мог бы рассказать вам, как это делается.
— Вы хотите сказать, что однажды использованное заклинание, эльф всегда забывает и должен выучить его снова, прежде чем использовать его следующий раз?
— Такова природа магии, — ответил маг. Он удивленно вскинул брови. — Неужели вас не учат таким вещам?
— Наши маги учат только своих учеников, — сказал Эдан. Такие знания и сила тщательно охраняются.
— Правда? — удивился Гильвейн. — Очень жаль. Мы учим всех наших детей магии. Конечно, не все они решают посвятить ей жизнь, ибо путь мага долог и труден, но время от времени они могут прибегать к магии, чтобы прибавить глубины и смысла своему существованию. Магия — часть природы, как и мы, и понять ее, значит понять окружающий нас мир и стать созвучным ему.
— Что ж, я узнал что-то новое, — кивнул головой Микаэл. Это полезно.
Гильвейн улыбнулся.
— Знание всегда полезно, ваше высочество. И в скором времени вам предоставится возможность пополнить его запас. Вы будете моими гостями при дворе Туаривеля.
Эдан хотел было возразить, что они не могут отправиться в Туаривель и должны как можно скорей возвратиться в Сихарроу, но эти эльфы спасли им жизнь. Они были в долгу перед ними, и не воспользоваться их гостеприимством было бы некрасиво. Кроме всего прочего Эдан сомневался, что смог бы отказаться. Он до сих пор не составил определенного понятия о том, какие мотивы движут эльфийским колдуном.
Гильвейн был очень вежлив, даже по-своему любезен, но Эдан знал, что предугадать поведение эльфа просто невозможно. Формально эльфийское королевство Туаривель находилось в мире с империей, но тем не менее эльфы враждовали с людьми в течение многих веков. В этих местах «Гилли Сид» была делом недавнего прошлого. Для Руоба Человекоубийцы она до сих пор оставалась образом жизни, и невозможно было сказать, какие эльфы из Эльфинвуда присягнули на верность Филерэну, а какие примкнули к Человекоубийце. Говорили, во многих случаях они служили им обоим.
В любом случае, чудо, о котором они молили, свершилось, и теперь они находились в руках Хэлина; хотя в отличие от веры Микаэла, вера Эдана в их бога не было столь простой и несомненной. Он не молился Хэлину каждый вечер, как делали это набожные анурийцы, и посещал храмы всего несколько раз в году, исполняя должностные обязанности по священным дням. Он часто клялся Хэлином в речах, но делал это больше по привычке, чем в силу своей веры. К такому положению вещей послужили сомнения Эдана.
Отчасти это объяснялось его возрастом, поскольку он находился в той поре жизни, когда молодые люди ставят под сомнение все, чему их учили. Однако до последней степени сомнения его возросли в результате общения с фаталистами, сообществом молодых людей, которые считали, что после гибели старых богов в битве при Горе Дейсмаар рассеянный поток божественной сущности дал рождение благородным родам, но не сотворил новых богов.
Где доказательство их существования? — спрашивали фаталисты. Жрецы утверждают, что обращаются к ним, но где подтверждение того, что они говорят с жрецами? Таких подтверждений нет. Новые боги были вымыслом, призванным просто дать людям надежду, а жрецам — власть. Хэлин и другие герои Дейсмаара просто погибли, оказавшись слишком близко к эпицентру взрыва — вот и все. Богов больше не было. И люди Керилии остались предоставленными сами себе и сами отвечали за свою судьбу.
Эдан был глубоко потрясен, когда впервые услышал это философское учение в таверне под названием «Зеленый Василиск», расположенной на окраине столицы Ануира. Такие речи были кощунством, почти прямым богохульством. И опасными с государственной точки зрения. Но в то же время он продолжал посещать таверну, привлеченный довольно скандальной репутацией ее завсегдатаев. «Зеленый Василиск» пользовался не очень доброй славой и слыл местом сборищ разных сомнительных личностей, что делало его только более притягательным.
В течение дня Эдан отдыхал от Микаэла единственно в те часы, когда принца заставляли учиться, но это время Эдану приходилось проводить с собственным наставником. Однако по вечерам он был более или менее предоставлен самому себе и всеми силами искал какого-нибудь развлечения в обществе своих ровесников. Такое общество он нашел в «Зеленом Василиске». Расположенная в квартале художников, эта таверна представляла собой нечто вроде норы — квадратное помещение со стойкой у задней стены и без окон, отчего в ней было темно и душно. Обслуживал «Зеленый Василиск» большей частью молодежь: разных художников, бардов, ремесленников, студентов и наиболее отчаянных молодых представителей знати и купечества, почитающих себя бесстрашными бунтарями. Приходя туда все они переодевались в простые туники, короткие плащи и штаны темно-серого или черного цвета, хотя Эдан замечал, что костюмы представителей знати заметно отличаются от прочих качеством покроя и ткани. Во время первого своего посещения таверны — когда ему только что стукнуло восемнадцать — Эдан обратил внимание на девушку, сидевшую с несколькими молодыми за одним из столов, и подошел к ним, чтобы принять участие в споре.
Молодые аристократы из числа сидевших за столом, конечно же, узнали Эдана, поскольку его отец занимал видный пост при дворе, а нескольких Эдан знал и сам, хоть и не очень близко. Они представили его остальным, которых он не встречал раньше. Привлекшая его взгляд девушка оказалась некоей Кэтлин, очаровательной белокурой дочерью кузнеца. Она очень нравилась Эдану, хотя он знал, что о серьезных отношениях с ней не может быть и речи. Дочь мастерового, она принадлежала к крестьянскому сословию и не имела знатного родства. Серьезная связь между ними вызвала бы неодобрение, поскольку возможный плод подобных отношений разбавил бы благородную кровь знатного рода. Тем не менее Эдан зачастил в таверну и встречался там с товарищами для долгих споров за кружкой эля с хлебом и сыром, которые затягивались до поздней ночи.
Поначалу Эдана привлекала в таверну главным образом Кэтлин, но скоро он обнаружил, что девушка неравнодушна к другому члену группы, молодому барду Вэсилу, который являлся главным выразителем философии фаталистов. Некоторое время Эдан позволял себе лелеять надежду, что Кэтлин в конце концов предпочтет его, но скоро понял, что не может соперничать с Вэсилом ни в красоте, ни в остроте ума, ни в музыкальных дарованиях. Эти двое всегда сидели рядом, и Кэтлин с благоговением ловила каждое слово Вэсила.
