Мастер Ли в изумлении покачал головой.
— Бык, наследственность — великая вещь. Я никогда не знал своих родителей, но в нежном возрасте пяти лет украл серебряную пряжку с пояса настоятеля. Когда мне исполнилось шесть, стащил его нефритовую чернильницу. На восьмой день рождения срезал кисточки с лучшей шляпы настоятеля и до сих пор горжусь этим, ведь он носил ее, практически не снимая. В одиннадцать поменял монастырские бронзовые курильницы на пару кувшинов вина и здорово напился в Аллее Мух. В тринадцать стянул несколько серебряных подсвечников и отправился прямиком на Улицу Четырехсот Запретных Удовольствий. Молодость! — воскликнул мастер Ли. — Как сладостно, но в то же время прискорбно быстро проходят безмятежные дни невинности.
Он снова зарылся носом во флягу и удовлетворенно рыгнул.
— Настоятель монастыря Шу оказался настоящим героем. Он поклялся вырастить меня, как собственного сына, и сдержал слово. Ему удалось вбить в мою голову столько знаний, что я, в конце концов, получил высшую ученую степень цзиньши. Правда, когда покинул монастырь, думал отнюдь не о государственной службе, а скорее наоборот, хотел достигнуть небывалых высот в преступном мире. Вот тут-то меня и поджидала неожиданность — совершать преступления оказалось так легко, что они тут же вогнали меня в дикую скуку. Я вернулся к ученой карьере и чисто случайно чуть не похоронил себя заживо в Императорской Академии Ханьлинь. Стал научным сотрудником. Потом сбежал из этого кладбища, подкупив придворных евнухов, которые организовали мне назначение на пост военного стратега. Я умудрился проиграть несколько сражений по каноническим правилам, потом стал одним из императорских советников, а затем управителем провинции Ю. Именно на этой должности меня настигло озарение. Я тогда старался собрать доказательства для обвинения военачальника У Саня, известного своими злодеяниями, но он был таким скользким, что все мои попытки заканчивались ничем. К счастью, вскоре на Желтой Реке случилось очередное наводнение, и я сумел убедить священников, что единственный путь успокоить речного бога — это прибегнуть к обычаю предков. Презренный генерал исчез в волнах, привязанный к спине серой лошади — мне действительно было жалко животное, но таков обычай, — а я подал прошение об отставке. Тогда-то меня и осенило, что раскрыть преступление в сотни раз труднее, чем совершить его, потому я повесил над своей дверью знак с полузакрытым глазом и до сих пор не жалею об этом. Кстати, ни одно из своих дел я не бросал и всегда доводил до конца.
Я шумно сглотнул. Наверное, надежда в моих глазах светилась столь же ярко, как луна.
— Как ты думаешь, почему я тебе все это рассказываю? — спросил мастер Ли. — У меня есть повод злиться на князя Цинь, ведь один из его предков убил моих родителей, но даже если не брать этого в расчёт, извилистый жизненный путь замечательно подготовил меня к краже корней женьшеня.
Он похлопал меня по плечу.
— К тому же ты мне уже стал вроде правнука. Я и помыслить не мог отправить тебя одного на верную смерть. Надо поспать, мы уходим на рассвете.
Слезы навернулись мне на глаза. Мастер Ли кликнул собак и выполз из пещеры, а я счастливо скакал вокруг него, пока мудрец танцевал на тропе, ведущей к монастырю, размахивая флягой с вином. Пронзительная четырёхтональная песня с перетекающими друг в друга гласными мандаринского диалекта разливалась по ночному ветру.
Среди цветов, вином наполнив флягу,
Я пью один — мне не с кем поделиться.
Но вот луна нависла надо мной,
И тень зашевелилась возле ног — теперь соображаем на троих.
Вот я пою, качается луна, вот я танцую, тень моя кружится.
Пока еще трезвы мы, веселимся,
А впереди у всех далекий путь за аватарами своими следом.
И встреча снова ждет нас непременно в Реке бездонной,
Реке Звё-о-о-о-о-озд!
Хотел бы я увидеть Ли Као, когда ему было девяносто. Даже сейчас его прыжки и скачки казались в лунном свете великолепными.
Часть вторая
Флейта, шар и колокольчик
12. О замках и кроликах с ключами
Настоятель предложил мне внести в повествование следующие объяснения. Ведь книгу могут читать и варвары, не знающие нашей истории. Моя страна носит имя Чжун-го, что значит Срединный Мир или Срединное Царство, как кому нравится. Дело в том, что она находится точно в центре мира и лежит прямо под Небом. Слово «Китай» — изобретение варваров, выдуманное от страха и благоговения перед первым князем Цинь, который стал императором в год Крысы 2447 (221 до н. а). Он был великим реформатором. Как говорит настоятель, массовые убийцы часто становятся реформаторами, только вот обратный вывод из этого высказывания не всегда является верным.
— Нас душит прошлое! — ревел император Цинь. — Нам надо все начать заново!
Он начал с уничтожения любых теорий управления государством, заменив их собственной идеологией, получившей название Законности. Настоятель говорит, что знаменитое первое изречение Книги Законности гласит: «Наказание порождает силу, сила порождает власть, власть порождает страх, страх порождает добродетель; таким образом, добродетель коренится в наказании». Собственно, второе предложение читать уже необязательно.
Император приступил к проведению реформ, приказав сжечь каждую книгу в империи, за исключением некоторых технических работ и пособий по гаданиям. Так как ученые обычно отправлялись на костер вместе с книгами, огромные отрасли знания просто исчезли с лица земли. Новому правителю не понравились некоторые религии: храмы, священники и верующие сгинули в пламени. Он был не в восторге от легкомысленных сказок — профессиональные сказители вместе с изрядно удивленными старухами лишились головы. Ведущих последователей конфуцианства загнали в ущелье и завалили валунами. За знание хоть одной строчки изречений Конфуция следовала немедленная казнь путем медленного расчленения. Вот только сожжения, обезглавливания, раздавливания и расчленения отнимают слишком много времени. Решение императора отличалось исключительным изяществом.
— Я построю стену! — воскликнул он.
Великая Китайская Стена началась не с князя Цинь и им не закончилась, но именно он впервые начал использовать её для убийства. Любой, кто не соглашался с новым императором, отправлялся на безлюдный север. Люди умирали миллионами на этих общественных работах, которые хорошо осведомленные жители Поднебесной называли не иначе как Самым Длинным Кладбищем в Мире. Еще больше погибло при строительстве личной резиденции правителя. Замок Лабиринта занимает площадь около двенадцати му[10] и представляет собой тридцать шесть отдельных зданий, соединенных лабиринтом подземных туннелей. (Идея заключалась в том, что если у правителя тридцать шесть опочивален, то убийцам будет трудно узнать, где же он на самом деле спит). Под искусственным лабиринтом располагался настоящий, уходящий в глубь скалы, говорили, что в нем живет ужасный монстр, пожирающий жертв правителя Цинь. Правда это или нет, но никто из тысячи людей, брошенных туда, не вернулся обратно.