Винсент с сомнением покачал головой:
— Не так-то просто будет развязаться с ними! Их лидер — человек жёсткий. Будет кровь!
— Кровь — это хорошо. Это последний и самый необходимый элемент нашего варева. Сольём её с улиц Доны в наш котёл, и из него вырвется буря!
— Агер, тебе нужно говорить сегодня, а не мне!
— Я учился у тебя, слушая из-за кулис.
— Прежде в речах я обличал антерминов, а сегодня протяну им руку дружбы? Слишком резкий переход. Как его верно сделать?
Агер улыбнулся:
— Как хорошо, что это не моя головная боль!
Еда зажглись газовые шары фонарей, в тихом и забытом всеми парке Академии начали собираться люди. Здесь была в основном, молодёжь, судя по одежде — из низших сословий. Большинство пришло пешком. Впрочем, у портика в парк попадались и наёмные экипажи, и даже богатые личные кареты. На груди многих пришедших были необычные брошки: несколько настоящих ягод рябины на веточке, перевязанной синей лентой. Такие же брошки Агер раздавал всем желающим у входа в портик.
Винсент пришпилил брошь булавкой к куртке. Он ждал своего выхода за часовней. Недалеко возвышалась чёрная громада Академии. По слухам, летом здание будет снесено и вырублен парк. На их месте появится новый жилой квартал.
«Жаль старую Академию, — подумал он и тут же поправился: — Хотя, так и лучше: слишком много тут призраков…»
Винсент перелистал «Вестник», но не нашёл, за что в сегодняшней речи можно было б зацепиться мыслью. А лидер «Гроздьев» Морис тем временем заканчивал своё выступление. Подходила очередь Винсента.
Через минуту он поднялся в беседку — на импровизированную сцену. Центральная аллея перед ним была единой чёрной шевелящейся массой. Толпа заполняла её до самого портика — входа в парк. Прислонившись к деревьям парка, стояли те, кому не хватило места на главной аллее. При появлении Винсента гул голосов стих. Море успокоилось, буря притихла. Но молчание было не мёртвым — напряженным. Сотни пар глаз были устремлены на одного человека. Люди ловили каждый его жест, даже их дыхание было общим: единый могучий организм. Это было не первое выступление, и Винсент уже знал: в его власти пустить волны по этому морю или закрутить чёрную воронку смерча. Он был их повелителем, единственным, чей голос был явственно слышен в грохоте шторма и направлял его ярость. Чем же объяснялась такая любовь толпы? Может быть, контрастом между юной внешностью оратора и его взглядом и ещё больше — словами, свидетельствующими о годах опыта? Он говорил о событиях двадцатилетней давности, словно был их современником — рассудительным и взрослым, и это влекло к нему людей постарше. Ходили слухи о его прошлой принадлежности к carere morte и таинственной жертве во имя любви — это влекло к нему юных. Но вернее всего: аура избранности по-прежнему окружала Винсента. Он лишился Дара, но не звания Избранный.
Через столько лет его наивная мечта об «избранности» сбылась. Конечно, сбылась совсем не так, как он представлял. Толпа, скандирующая: «Избранный!» была не столь огромна, как в старых фантазиях. Зато она была реальна и оттого грозна.
Винсент последний раз оглядел толпу до самого портика и начал:
— Я много лет прожил в Карде, — вступление было неожиданным и для него самого: он никогда не знал в точности, как начнёт и чем закончит свою речь. — И я неплохо узнал этот город. С вашего позволения, я немного расскажу о цитадели вампиров… — в ответ одобрительный гул.
— Это город, лишённый красок. Там тусклые дни и блёклые ночи. Этот город нем. Его создатели, Тридцать домов Короны, создали его вовсе без языка. Он не закричит никогда. Я видел Большую Охоту Владыки вампиров в семидесятом году. В ту ночь жители обречённо выходили на улицы, бессмысленно возжигали костры. Как всегда, они надеялись, что Дэви обойдёт город стороной, полетит охотиться в дальние области Термины. Они успокаивали себя этим, пока страшная чёрная туча над их головами не распалась на сотни крылатых теней… Но даже, когда охота началась, почти никто не попытался спрятаться в домах. И никто — кроме меня — не осмелился встать на пути вампиров! Да, этот город нем… от своего страха перед carere morte.
— Carere morte — миф! — протестовал кто-то, невидимый из-за деревьев. Винсент вновь обвёл взглядом толпу:
— Есть здесь такие, кто до сих пор считает carere morte легендой. Такие слепцы есть везде. Даже в Карде! Их слепота — следствие большой доброты. И наивности. Они просто не умеют представить такое зло, как вампиры. Моя мать была такой. Она не замечала тени вокруг, она не хотела верить, что живёт в доме предков-вампиров. Потом её убили. Carere morte… А теперь я расскажу про ещё один город. Его населяют такие же слепцы. Этот город серый и в сумерках, и ярким утром. Его жители поглощены суетой жизни. Они не видят тучу, что застилает от них солнце: борьба за кусок хлеба не даёт им поднять головы…
В толпе начинал подниматься гул: некоторые уже понимали, что речь идёт об их Доне.
— Этот город нем. Его создатели — Арденсы внушили ему, что у него нет языка. И он не кричал, когда в декабре carere morte бесчинствовали на его улицах… Ведь Король не признал реальность carere morte — значит, их нет! Асседи отрёкся от нечаянных детей своего предка, а его подданные, видимо, отреклись от разума. Герцог Крас заключил договор с Владыкой вампиров Дэви, но это не появилось в утренних газетах…
Одобрительные возгласы…
— Нет, Дона не кричала, когда горела Академия, последний оплот света! Сейчас Дэви гостит в королевском «Изумрудном саду», а Дона вновь молчит! Карда и Дона похожи, как близнецы. И мало, кто помнит, что Дона должна была стать истинным оплотом света, а не серости. Яркая, звонкая, зоркая, крикливая! Но скоро Дона закричит… — его слова потонули в шуме толпы. Дона кричала. Винсент поднял руку, но крик не стихал ещё долго. Крик ликующего зверя. Толпа подалась вперёд к беседке, но он не отступил, наоборот, сделал шаг к ним, протянул руки, и ему потянулись навстречу. Много-много белых рук, испачканных в рябиновом соке… И Винсент отстранённо подумал: сколькие из этих смертных минувшей зимой, загипнотизированные, бросались на стены Академии?
— Будем считать это первым криком младенца. Дона всё ещё несвободна от страха, также, как и Карда. Страхи… — их так много. Они опутывают вас по рукам и ногам, точно сеть. Нет ничего, крепче этой сети. Страх перед carere morte, и страх лишиться звания Земли Страха, уничтожив их. Наш страх сгнить в изоляции и наш страх раствориться в мире… А сколько страхов вовне! Наша земля — чёрное пятно на карте мира: к нему боятся подступиться, но боятся и оставлять всё, как есть. Из-за страха нашего основателя Арденса теперь весь мир оплетён сетью страха!
