хочешь, чтобы это произошло, то мне нужно, чтобы ты взяла свою ману под контроль. Как думаешь, ты сможешь сделать это?
Я сделала медленный, глубокий вздох, собрав весь жар, который успел распространится по моему телу и сжала его глубоко обратно в моем сердце. Это я делала уже так много раз, но я смогла почувствовать, что стало чуть побольше пожирателя, чем было.
Но дело было не в пожирателе. Это мана?
Я сказала себе, что это уже не имеет значения в любом случае, поскольку я должна закончить собирать все вместе и плотно загерметизировать. В этот момент вся моя сила покинула мое тело, и я упала, как кукла марионетка с перерезанными веревками.
— ООП, — прокричал главный священник, протянув руку, пытаясь спасти меня от падения на пол.
— Мэйн!
— Ты в порядке?!
Мои родители поспешили ко мне, а главный священник плавно опустил меня. Моя мама опустилась на колени и взяла меня, крепко прижав к себе. Мой отец нервно смотрел на меня, глаза его были заполнены беспокойством, пока я безвольно болталась в объятиях матери.
— Я в порядке, — выдавила я. — Пожиратель немного одичал, поэтому моя температура поднялась и опустилась очень быстро, вот и все. Так происходит постоянно, но мне сейчас нельзя расслабляться.
— Это происходит все время? — Переспросил мой отец. — Что?!
Мне удалось выдавить небольшую улыбку. — Мои эмоции редко так сильно бурлят, но с полгода как, когда мне показалось, что пожиратель вот-вот меня поглотит, моя лихорадка стала бушевать довольно часто.
Пока я разговаривала с родителями, главный священник встал и побеседовал со священниками, отдав им указания, как справиться с нынешней ситуацией. Он попросил некоторых из них присмотреть за главой храма, а других — подготовить комнату для нашей беседы.
— Вы двое, уложите отца Бёзеванца в постель, а потом отправляйтесь в свои комнаты и отдохните. Встретиться с таким магическим принуждением лицом к лицу… Вы, должно быть, устали.
— Но отец Фердинанд, что же насчет вас…?
Как и сказал один из взволнованных священников, человек, который должен быть сильнее всех истощен здесь, был не один из священников, стоявших в стороне, а сам главный священник. Он встал между мной и главой храма, встал прямо передо мной, был со мной лицом к лицу, пока мы разговаривали.
— Вы… действительно в порядке? — Я спросила, не задумываясь, вдруг вспомнив ту кровь, которая вытекла с уголка его рта.
Главный жрец вздрогнул и посмотрел на меня, затем криво улыбнулся. — Это будет мне наказанием, — ответил он. — Я и понятия не имел, сколько маны могло бы скопиться у того, кто сумел выжить с пожирателем до своего крещения, поэтому я спокойно сидел в стороне, пока отец Бёзеванц так сильно злил вас. Это будет совершенно справедливо.
Закончив отдавать распоряжения, он медленно подошел ко мне, и я услышала, насколько на самом деле стало тяжело дышать ему. Было видно, на сколько сильно он себя бичует.
— Почему же вы просто наблюдали?
— Я думал, что для нас будет лучше, если бы ты присоединилась к храму без каких-либо дополнительных условий. Это бы лишило нас многих неприятностей, и я должен признаться, я был немного жадным, думая о тех перспективах, что перед нами откроются после этого соглашения. Я и не думал, что ваши родители, эти простолюдины, смогу оспорить приказа дворянина, не говоря уже о том, что они будут готовы даже к смертной казни, пытаясь защитить тебя.
Пока главный священник бормотал о том, как далеко от его ожиданий все произошло, мой отец прищурил глаза, глядя на него.
— Мэйн — наша драгоценная дочь. Сколько раз я должен повторить вам это, сэр?
Главный священник посмотрел на меня. Он улыбнулся многозначительно, с намеком на самообвинение и с видом, как будто он посмотрел на что-то ужасно яркое. Он нежно погладил меня по голове, пока я отдыхала в объятиях матери.
— …Мэйн, я совершенно искренне завидую тому, как любят тебя родители. В конце концов, кто здесь, в храме, всего лишь сироты и дворяне, те люди, которых родители бросили.
Эти невероятно грустные слова, сказанные мне в этой ослепительно экстравагантной комнате, останутся в моем сердце на все время моего пребывания в храме.
Пока главу храма укладывали спать, мы перешил в комнату главного священника, чтобы спокойно поговорить. В основном расположение комнаты и качество мебели были такими же, как и у главы храма, но здесь не было демонстрационной полки с дощечками. На ее месте оказался рабочий стол, весь покрытый деревянными досками и кусочками пергамента. Похоже, что у главного священника была ответственность за практическое управление храмом.
На этот раз нас должным образом попросили занять места за столом. Поскольку я все еще не могла шевелить даже пальцем, то я лежала на диване. Затем мы начали наше обсуждение.
— Возвращаясь к нашим баранам, — начал напоминать мой отец, — вы упомянули какое-то “принуждение”, верно? Могу ли я спросить, что это значит? У Мэйн глаза заблестели радужным светом, и какой-то желтый туман стал исходить от нее…
Какого черта?! Я и понятия не имела, что настолько странные вещи происходят! Радужные глаза и странный туман, какого черта?!
Мои глаза буквально повыскакивали из глазниц, когда я услышала, как он это описывал. Я единственная, кто не знала об этом (или, скорее всего, не видела), поэтому мое молчаливое удивление в значительной степени осталось незамеченным, и разговор быстро продолжился.
— Этот феномен возникает, когда эмоции слишком сильно зашкаливает. Мана все время циркулирует по телу, а в этот момент активируется, и эффект принуждения применяется ко всем, кого человек считает своим врагом. Такое часто случается у детей, которым трудно контролировать свои эмоции. Наверняка вы уже видели такое, ну хотя бы один раз?
Мои родители переглянулись, пытаясь что-то подобное вспомнить.
— Я видела, как ее глаза меняли цвет несколько раз, — призналась моя мама. — Обычно, когда она ведет себя избалованной, но такое я никогда бы не описала как “принуждение”. Она обычно сразу же успокаивалась, когда я ей говорила успокоиться.
— Подумать только — произнес мой отец, — был такой момент, когда она пошла в лес чтобы что-то там сделать, а
