Мимо проехала машина, и Ильта, на время, умолкла.
- Еще в их мире есть много потрясающего.
Шелти ухмыльнулась.
- Ты всегда была лакомкой.
- Я про другое, - отмахнулась Ильта - про музыку, например.
- Про музыку?
- Да. У нас песни красивые, и голоса восхитительные, но знаешь... Я там, волей случая, попала на концерт одного из их певцов. Поначалу я была поражена, ни голоса, ни внешности, выступал даже не на концертной площадке, а на каком-то стадионе... Меня Тимур туда потащил. Пошла исключительно, чтобы его не обижать, а потом... Ты никогда не видела, чтобы пели не голосом, а душой? С полной выкладкой? Это было что-то невероятное. А текст такой, что спятить можно, если вдуматься, но ощущение от него...
- Споешь?
- Попробую.
Ильта замолчала, пытаясь подобрать тональность так, чтобы это было и не громко, и чувствовалось все, что она ощущала с той песней, и начала:
- Горный Китай, монастырь Чжоан Чжоу. Год от Рождества Христова восемьсот пятьдесят третий. Некто спросил Линь Цзы "Что такое мать?". "Алчность и страсть есть мать" - ответил мастер. "Когда сосредоточенным сознанием мы вступаем в чувственный мир, мир страстей и вожделения, и пытаемся найти все эти страсти, но видим лишь стоящую за ними пустоту, когда нигде нет привязанностей, это называется "убить свою мать".
Я сомневался, признаюсь, что это сбудется с ним,
Что он прорвется сквозь колодец и выйдет живым,
Но оказалось, что он тверже в поступках, чем иные в словах.
Короче, утро было ясным, не хотелось вставать,
Но эта сволочь подняла меня в шесть тридцать пять,
И я спросонья понял только одно - меня не мучает страх.
Когда я выскочил из ванной, с полотенцем в руках,
Он ставил чайник, мыл посуду, грохоча второпях,
И что-то брезжило, крутилось, нарастало, начинало сиять.
Я вдруг поймал его глаза - в них искры бились ключом,
И я стал больше, чем я был, и чем я буду еще,
Я успокоился и сел, мне стало ясно - он убил свою мать.
И я смотрел ему в глаза, в них искры бились ключом,
И я был больше чем я был и чем я буду еще,
И я сказал себе опять: "Невероятно, он убил свою мать".
И время встало навсегда, поскольку время стоит,
А он сказал, что в понедельник шеф собрался на Крит,
Короче, надо до отъезда заскочить к нему работу забрать.
И он заваривал чай, он резал плавленый сыр,
А я уже почти что вспомнил, кто творил этот мир,
Я рассмеялся и сказал: "Ну как ты мог, она ведь все-таки мать".
И он терзал на подоконнике плавленый сыр,
А я уже почти что вспомнил, кто творил этот мир,
И я сказал ему: "Убивец, как ты мог, она ведь все-таки мать".
И он сидел и улыбался, и я был вместе с ним,
И он сказал: "Но ты ведь тоже стал собою самим!"
А я сказал: "Найти нетрудно, но в десятки раз сложней не терять!
И будь любезен прекратить свой жизнерадостный бред!
Ты видишь свет во мне, но это есть твой собственный свет.
Твоя ответственность отныне безмерна - ты убил свою мать.
Изволь немедля прекратить свой жизнерадостный бред!
Ты видишь свет во мне, но это есть твой собственный свет.
Твоя ответственность безмерна - ты свободен, ты убил свою мать!"
На дальней стройке заворочался проснувшийся кран,
Стакан в руке моей являл собою только стакан,
И первый раз за восемь лет я отдыхал, во мне цвела Благодать!
И мы обнялись и пошли бродить под небом седым,
И это небо было нами, и мы были одним.
Всегда приятно быть подольше рядом с тем, кто убил свою мать.
И мы обнялись и пошли бродить под небом седым,
И это небо было нами, и мы были одним.
Всегда приятно быть подольше рядом с тем, кто убил свою мать.
Ильта затихла, а чуть позже добавила:
- Когда все закончится, попроси у Тимура запись, не сомневаюсь, что он притащил ее с собой.
Шелти была потрясена.
- Это... Это... Я... Я должна буду услышать эту песню в оригинале.
- В оригинале не удастся, только в записи. Но запись даст полное представление. У них много таких исполнителей, и таких песен. Кстати, странно, что мы не додумались до того, чтобы у нас с собой было устройство для воспроизведения песен и музыки. Там, в долгих засадах оно меня просто спасало. А теперь давай посидим тихо.
***
- Проклятье, не могу достучаться до Шелти.
- Оставь ее в покое. У нее муж ранен, и маленький сын на руках.
- Да, но сидеть в засаде на этой квартире без нее... Она бы наверняка захотела всадить пару пуль в голову этому типу.
- Прекратить разговорчики. Это не засада, ч не пойми что. Ребята, вы сколько в полиции пробыли, что так себя ведете?
От ответа незадачливых бойцов отряда быстрого реагирования избавил сигнал вокслера.
- Доложить ситуацию.
- Все тихо. Рядом с домом ни одной машины, в квартире было пусто. Заняли позицию и ждем. Этот ваш парнишка не ошибся?
- Этот парнишка, тот, которого Гром подстрелил при вашей последней встрече с Ящером. И тот самый, у кого дом взорвали. Поверь, он точно не ошибся. На всякий случай прибуду к вам через полпрата. Пора мне встретиться с Ящером лично. Конец связи.
- Понял, Роан, ждем.
Говоривший по вокслеру посмотрел на своих коллег.
- Вот так, ребятки. Большое начальство само прибудет. Надеюсь, что он хотя бы пистолет в руках держать умеет.
- Зря ты так, - ответил ему один из тех, кто был на перестрелке в Целительском центре - он хоть и не в нашем отряде, но многим фору даст. И мозги во время стрельбы у него не отключаются.
Боец сплюнул на пол, и хмуро продолжил.
- Надеюсь, что сегодня мы прикончим эту тварь.
***
Когда Ортега Крэйт прибыл вместе с дочерью в центр, Арианна встретила их у двери.
- Добрый вечер, Ортега, добрый вечер Кармен... Давайте пройдем в наше кафе, оно здесь на этаже.
Дебаф незаметно выпустила собственное диагностическое плетение, и, убедившись, что с Кармен все в порядке, и последствий "рыбки" не наблюдается, слегка успокоилась.
