6.2
Грудь сдавило, будто оттуда исчез весь воздух. Его не хватало даже на то, чтобы позвать невесту по имени. Неужели я был настолько ей ненавистен, что она сбежала при первой возможности?
Где-то неподалёку послышался детский смех, за ним голоса, и один из них показался мне знакомым. Я ринулся на звук, раздававшийся из-за домика садовника, обогнул его сбоку и замер. В небольшом огороженном садике, окружённом цветочными клумбами, Эмили играла с детьми садовника, у него их было трое – две девочки и мальчишка, погодки.
Старшая девчонка ринулась к Эмили и начала щекотать, вызывая у той очередной приступ смеха.
Мне приходилось видеть невесту разной: мятежной, разгневанной, печальной и решительной. Но весёлой, почти счастливой, я не видел её никогда. Именно такой она показалась мне прекрасней всего.
На это радостное зрелище моя душа откликнулась очередным приступом саднящей боли от невысказанного и, возможно, не достижимого желания. Будет ли Эмили когда-нибудь улыбаться так и мне? Увижу ли такую же теплоту в её взгляде, направленном на меня? Или всё её тепло будет раздарено остальным, пока я продолжу замерзать в стороне?
Словно почувствовав на себе мой взгляд, она обернулась.
– О, – подскочила испуганно, – простите. Я забыла о времени, – улыбка, до этого сиявшая на её лице, тут же исчезла.
Очередной приступ боли сдавил мою грудь, а в мыслях пульсировало: «Не со мной. Никогда она не будет улыбаться так рядом со мной».
До самого вечера, пока мы объезжали угодья и Эмили любовалась пейзажами, я продолжал страдать. Забирая её из Эргейба, я был полон надежды. Даже сегодня утром это было так. Но сейчас мой мир вновь начинал чернеть, а вокруг расползалась холодная и столь привычная пустота.
Было ошибкой подписаться на этот брак. Раньше я страдал в одиночестве, но теперь мне придётся страдать вместе с Эмили.
Эмили Мунтэ
День начинался прекрасно. Хотя поездка по крестьянским угодьям не смогла вернуть мне прежнюю жизнерадостность, но всё же отчасти подняла мой дух. Я вновь могла искренне улыбаться. И пусть на задворках мыслей стыдилась своей тяги к жизни и отвращению к страданиям, всё же не могла ничего с собой поделать. Я не хотела грустить.
И даже каменный лорд Грэмт в начале дня мало походил на камень. Отчего-то и это меня тоже радовало. Не должно было, но радовало.
Однако, чем больше времени мы проводили вместе, тем больше он снова каменел. Сначала начал леденеть его взгляд, затем мимика, а после он и вовсе превратился в прежнее изваяние. Молчаливое, угрюмое, безэмоциональное.
Я старалась не подавать виду, что заметила перемену, и больше смотрела по сторонам. Но вопреки усилиям мой взгляд то и дело возвращался к жениху. Почему это происходило снова? Его безучастный вид пробуждал во мне злобу. Чем дольше я его наблюдала, тем больше мне хотелось накричать на него и снова растрясти.
Как и вчера вечером, в конце дня он проводил меня до комнаты, но какая же большая разница была между вчерашним и сегодняшним лордом Грэмтом. С сегодняшним мне не хотелось иметь ничего общего.
– Вы невыносимы, – сказала ему на прощание и хлопнула дверью перед его лицом, а сама боролась со слезами.
На душе было мерзко. В ней кипела злость, и обида, и снова печаль. Из-за того, что я заперта в этом замке посреди пустыни и вынуждена соседствовать с камнем, вместо человека. Почему он не мог просто жить? Разве это сложно?
Разве трудно улыбаться новому дню, радоваться красивым пейзажам и смеяться с детьми? Разве это так трудно?
У меня не получалось его понять. И оправдать его не получалось.
– Он даже не старается! – закричала на балконную дверь в надежде, что обитатель соседней комнаты меня услышит.
На тело резко навалилась усталость, и мне нестерпимо захотелось домой. Туда, где всё кипело жизнью вместе со мной.
Лукреция застала меня лежащей на кровати. Я вперилась взглядом в потолок и думала, как избежать этого мучительного наказания – помолвки с каменным лордом. Но сколько бы я ни размышляла, ничего не приходило на ум.
– Чего разлеглась? – злой голос надзирательницы отдавался от стен и усиливал мою головную боль. – Что с твоим платьем? – она тряхнула пыльный подол.
– Прошлась по саду, – ответила ей безучастно.
– Вставай, – Лукреция дёрнула меня за руку. – Нужно переодеть тебя к ужину.
– Не хочу, – оттолкнула её руку. – Мне дурно. Пусть принесут еду в комнату.
Хотя после столь долгого и утомительного дня я и испытывала голод, но по-прежнему не хотела видеть своего безучастного жениха. Одного взгляда на него хватит, чтобы снова лишиться самообладания.
– Ещё чего, – не сдавалась надзирательница. – Поднимайся, говорю! – она стала стягивать меня с кровати.
– Да чего вам всем от меня надо?! – закричала я в ответ. – Мне дур-но, – повторила так внятно, чтобы она поняла. – Или вы хотите, чтобы меня стошнило на глазах у жениха?
Эта угроза привела Лукрецию в чувства. Она зыркнула на меня злобно, но наконец оставила мою истерзанную руку в покое.
