Акме удивилась. Но и обрадовалась, что отныне у Бейна Фронкса нет привилегии выдать её замуж так же, как выдавали замуж бедную принцессу Сильвана. Впрочем, Акме сочувствовала той недолго: жених сильванской принцессы — будущий король сильнейшего государства Архея, а она — его будущая королева.
— Блестящая партия для принцессы, — заметила Акме вслух.
— Самая блестящая, какая у неё только может быть, — согласно кивнул Арнил. — Только отец не совсем доволен.
— Почему же он не желает ему такой жены, как молодая принцесса Сильвана?
— Видишь ли, Акме, её мать — родная сестра королевы Акидии. Королева Карнеоласа — наполовину акидийка. Когда отец осознал, что иного пути нет, он пришёл в бешенство. Но это поможет хотя бы на время прекратить вражду между Акидией и Карнеоласом. Худших интриганов, чем акидийцы, я не видывал.
— Мой дед по матери был чистокровным акидийцем, — с мрачным достоинством произнесла Акме.
Арнил повернул голову в её сторону и ответил:
— Ты и твой брат, Акме уже давно нодримцы и эрсавийцы… Значит, вот откуда твои глаза и волосы, словно творение ночи…
Он хотел провести по блестящему покрывалу её чудных волос, его рука дёрнулась, но поменяла направление и опустила лёгкую вуаль ей на лицо, оставив на щеках Акме бунтующий румянец.
— Люди обращают внимание на твою красоту. Не желаю, чтобы лживые слухи очернили тебя новым увлечением принца.
Как только горожане начали узнавать принца, они начали громко приветствовать его, махали ему руками. Купцы начали пробиваться сквозь толпу и кричать, чтобы он принял их товары в дар за его доброту. Арнил смеялся, приветствовал горожан и говорил, чтобы свои дары они вручили его прекрасной спутнице.
— Не снимай вуали, — шепнул ей на ухо принц, а девушка, с благодарностью отказавшись от всего, в дар приняла лишь букет цветов с большими белыми бутонами.
Через какое-то время они выехали на менее людную улицу и направились по ней мимо нескольких пабов, которые днём пользовались небольшой популярностью. От лавки булочных изделий струился дивный аромат свежей выпечки.
— Прошу простить меня, дорогая Акме, что я веду вас по эти узким невзрачным улочкам, — весело сказал Арнил, — будто мы преступники.
— Мне интересна каждая улочка Кеоса, Ваше Высочество.
Вскоре они вновь выехали на Хлорисскую улицу, где было величайшее из столпотворений из когда-либо виденных Акме. Люди с радостными и светлыми улыбками стекались к площади, где Акме заметила собор и от восхищения забыла о необходимости дышать.
Она никогда не видела столь великолепного творения рук человеческих. Две одинаковые башни этажей в тридцать в высоту, казалось, доставали до небес, а облака танцевали вокруг остроносых пиков, возвышавшихся над всем Археем. Ликовали колокола и людской гул. Из распахнутых врат Собора доносилось чудесное многоголосое пение, стройное и возвышенное.
Люди стекались в Собор подобно рекам, залившим площадь, и несли белые цветы. «Оказывается, Карнеолас — глубоко религиозное государство», — подумала Акме оглядываясь.
Принц и его спутница оставили коней в одной из таверн и пешком пошли к Собору.
Акме сняла вуаль, но ей пришлось накинуть чёрный, расшитый золотыми нитями полупрозрачный палантин, ибо не пристало женщине входить в Дом Господа с непокрытой головой. Ветер мешал ей, но на помощь пришёл Арнил. Без лишних вопросов он осторожно убрал её волосы под золотые края палантина, красиво распределил его на её плечах и, заглянув ей в лицо, зачарованно замер.
Принцу и Акме удалось войти внутрь, и вздох восхищения вырвался из груди девушки. В Соборе яблоку негде упасть, но это нисколько не мешало как следует разглядеть внутреннее убранство. Другая сторона огромного широкого светлого нефа терялась далеко впереди, к нему примыкали два других нефа — менее широких, но куда более украшенных лепниной. Изразцовые аркады, соединявшие все три нефа, покоились на роскошных пилястрах. Убранство Собора поражало богатством и торжественной роскошью. Весь он сверкал золотом и драгоценными камнями. Восточные хоры были посвящены одному святому, западные — другому. И увенчивались они двумя самыми высокими в Архее башнями.
Могучим голосам, мужским и женским, радостно приветствовавшим праздничный день, Господа и прихожан, вторил орга̀н. Музыка отражалась от стен радугой небесных звуков, и на людей опускалась благодать. Сквозь высокие витражные окна в Собор проникал свет и солнцем зажигался на золотом убранстве.
— Нам придётся уйти, как только меня начнут узнавать, — прошептал Арнил ей на ухо, пробираясь сквозь толпу в восточный неф, поближе к одной из колонн. — Однажды уже было такое. Представляешь? Меня заставили вести церемонию на пару с архиепископом!
Акме улыбнулась, восхищённо разглядывая Собор и слушая музыку. Арнил взял её за руку, чтобы не потерять в толпе и, не отпуская, привлёк к себе поближе и прислонился к колонне. В этом углу оказалось куда меньше народу, было тепло, уютно, и дочери барона удалось разглядеть спину архиепископа в золотых праздничных одеяниях.
Так они и стояли вдвоём, Арнил и Акме, и слушали чудесный хор, накрывающий душу светлым восторгом и покоем. Чистые, сияющие печалью голоса стирали с лиц тени и слезами лились из лучистых глаз прихожан. Белые цветы трепетали в руках, сладкий аромат ладана и свечей согревал сердце.
Акме позабыла о мирских тревогах, пока не заметила, что принц исподтишка любуется ею, будто вовсе не интересуясь ни мессой, ни убранством Собора. Удовольствие и успокоение тотчас разорвались смущением. Она отвернулась, чтобы скрыть от своего спутника пылающее лицо, как услышала чей-то восторженный шёпот:
— Ваше Высочество! Ах! Ваше Высочество посетил праздничную мессу!
Некоторые обернулись, а после заметили и принца. Шепоток восхищения прокатился по толпе, и Арнил, задорно улыбаясь, крепче сжал руку спутницы и тихо ей шепнул:
— Пора уходить.
Ловко маневрируя в толпе восхитившихся прихожан, принц и Акме без дальнейших приключений выбрались на улицу и направились в таверну, где оставили своих коней.
— Поэтому не люблю этот Собор! — сказал Арнил. — Слишком вместительный. Людей привлекает его вычурность. В простой церкви куда больше благородства и величия, чем в этой махине. Мне нравится одна маленькая церквушка на одной маленькой безлюдной улочке. Там можно отдохнуть от шума, послушать чистый детский хор и всё тот же орган, пусть не столь величавый. Мой братец под видом простолюдина любит там молиться. Порой мы приходим туда вместе, сидим рядом и молимся. И никто во дворце не знает нашего излюбленного места, кроме Гаральда и — отныне — вас.
— Ваше Высочество, я сохраню ваш секрет, — пообещала Акме.
— Я нисколько не сомневаюсь в этом, — глядя ей прямо в глаза, ответил Арнил. — Ах, не снимайте! — тихо воскликнул он, остановив её руку, готовую снять палантин. — За вуалью я не вижу вашего лица, а этот палантин вам так идёт!
Девушка покорно опустила руку, лишь бы он не вздумал нахлобучить ей палантин силой, завязать его покрепче или вновь дотронуться до неё.
— Пойдёмте! Я покажу вам парк, сударыня! Из-за праздника в Карнеоласе выходной день, там тоже будет много народу, но я покатаю вас на лодке, и едва ли кто потревожит нас!
Девушку несколько смутило то, что никто их не побеспокоит, но ей ничего не оставалось, как согласиться. Но едва они выехали на одну из широких улиц, к принцу подъехал мужчина в чёрном одеянии с гербом Карнеоласа на груди.
— Ваше Высочество! — тихо воскликнул он. — Государь немедля требует вас к себе.
— В чём дело?! — возмутился Арнил, и сияющая солнечность его стала больно жечь. — Неужто не смею я отдохнуть хотя бы в выходной день?
Акме смущённо потупила глаза. «У вас, Ваше Высочество, в году триста шестьдесят пять выходных». Арнил упирался, но девушка пришла на помощь мужчине и тихо произнесла:
— Ваше Высочество, зачем огорчать государя? Полагаю, у него к вам срочное дело, и нам следует вернуться.
