Бой разбился на множество поединков. Купчик с волосатыми кулаками пробился-таки к своему главному врагу — хозяину корчмы — и теперь сладострастно месил его кулаками, утробно хекая. Впрочем, число воюющих заметно поубавилось — помимо рыжего парня, на полу валялось уже немало славных бойцов.
«Всё, хватит. Заканчивай»
Накал битвы стихал на глазах. Корчмарь наконец извернулся, сцапав из-под стойки баклагу тёмного стекла, и от души огрел ею купчика по голове. Звон разбитого стекла — баклага оказалась пустой — подействовал на сражающихся подобно звуку боевого рога, сыгравшего сигнал «отбой».
Мужики и парни, кашляя и хлюпая разбитыми носами, с постаныванием приводили себя в порядок, помогали подняться лежавшим на полу. Купец и корчмарь охорашивали друг друга — купец пытался приладить на место полуоторванный рукав корчмаря, а тот стряхивал мелкие осколки стекла со своего недавнего противника. Нет, до чего крепкая голова у этого купца…
«Ну как?»
«Посредственно. Ладно, в конце концов, стража в подвалах Святой инквизиции, по сути, ничем не отличается от этих мужиков, так что сойдёт. Теперь тебе надо отработать следующий приём — «клей». Я думаю, тебе следует покинуть эту корчму, пока народ не начал размышлять…»
* * *
Небо сияло такой чистой, радостной голубизной, а лес вокруг таким ярким золотым и багряным светом, что хмуриться, глядя на эту красоту, мог только человек донельзя мрачный, вообще ничему в жизни уже неспособный радоваться. Первей усмехнулся — такого человека он знал, и прошлая осень, не менее красивая, чем теперь, никак не трогала душу Исполнителя. Но теперь… Теперь всё изменилось.
Он уселся под дубом, привычно расслабился, подставляя обнажённую кожу нежарким лучам осеннего солнца. Да, зимой с восстановлением маны будет труднее. На севере необъятной Ржечи Посполитой уже, наверное, вовсю льют холодные дожди…
Закончив, рыцарь оделся, поплотнее запахнув кожаную куртку, закрепил за спиной меч, подвигал плечами — нигде не жмёт и не тянет… Ладно. Пора двигаться.
Первей коротко и негромко свистнул — как лесная птица — и из недалёких кустов с фырканьем показался Гнедко. Верный конь подбежал вроде бы и неторопливо, сохраняя собственное достоинство, но в то же время без промедления. Первей похлопал его по шее, вскочил в седло.
Он направлялся в славный город Львов, уже находившийся на границе исконно польских земель. Момент был выбран очень удачно — искомые инквизиторы как раз пребывали в городе, направо и налево верша своё кровавое правосудие, которое имели наглость называть Божьим.
Лес расступился, потянулись сжатые поля, перемежаемые там и сям группами сельских строений в окружении золотых садов, уже начавших облетать. А впереди уже возвышались серые каменные громады Львова, и черепица крыш смутно краснела, ловя последние тёплые и ласковые лучи солнца перед долгой зимой.
Рыцарь похлопал коня, почмокал, не желая оскорблять своего верного Гнедка уколами шпор, и умный конь послушно перешёл на лёгкую рысь.
* * *
Первей сидел за столом, не спеша потягивая светлое пиво. Обычно он старался устроиться в углу, откуда так удобно держать под контролем всю корчму, но на сей раз его любимое место оказалось занято каким-то неприятным типом, рыжевато-сереньким, как крыса-пасюк, съежившимся под надвинутым на глаза капюшоном. Ладно, соглядатай есть соглядатай, не будем мешать ему в его благородном деле…
«Родная, отзовись»
«Я слушаю, рыцарь»
Слушаю… Чего там слушаю… Как объяснить, что чувствуешь, догуливая на свободе последние минуты?
«Сказать откровенно, мне не по себе. Ты наговорила мне про этих инквизиторов такое…»
«Всё сказанное мною правда. Разве я когда-либо обманывала тебя?»
«Да нет, я не про то. Просто не верится, что люди, рождённые женщинами, способны на такое»
«И тем не менее это так. Только ты не бойся их. Ничего не бойся — я с тобой»
«Спасибо, Родная»
А в распахнутую дверь корчмы-таверны уже входили гуськом городские стражники в начищенных до блеска кирасах, с алебардами и мечами, и среди них виднелись две тёмные фигуры в надвинутых на глаза капюшонах. Много стражников, не меньше дюжины. Уважают.
— Именем Святой инквизиции! Назови своё имя! — фигура в капюшоне выступила вперёд, требовательно повысив голос.
Рыцарь не спеша допил пиво, отставил кружку.
— Моё имя Первей, я странствующий рыцарь и никому не делал зла. Чем обязан?
— Именующий себя Первеем, ты обвиняешься в ереси и колдовстве, противном Богу и королю. Именем Святой инквизиции ты арестован. Возьмите у него оружие!
* * *
Факел, вставленный в ржавое железное кольцо, торчащее из стены, чадил и трещал, давая больше дыма, чем света. Скверный факел… Да ещё решётка скрадывала большую часть этого неверного багрового света — факел был в коридоре, в тесной норе, где разместили Первея, с факелом было и не развернуться. К тому же факел можно использовать как оружие, а это недопустимо — жертва должна быть беззащитна перед палачами.
Первей подгрёб под себя всю прелую солому, имевшуюся в норе, но стылый вековой холод, пропитавший это мерзкое подземелье, всё равно просачивался, касаясь кожи липкими холодными пальцами. Да ещё ужасно раздражали кандалы, тоже тянувшие из узника тепло. Рыцарь усмехнулся. Значит, первый палач у них здесь — холод. Скоро ли увидим остальных?
«Родная, отзовись»
«Я здесь»
«Как долго мне тут сидеть?»
Бесплотный шелестящий вздох.
«Потерпи, родной. Они так всегда ломают узников — холодом, темнотой, затем унижениями и пытками. Они же дьяволы во плоти, они питаются мучениями людей. Думаю, сегодня ты их не увидишь, хорошо если завтра»
«Скучно тут»
Бесплотный смешок.
«Нет, ты бесподобен… Скучно… Ты ведь давно мечтал выспаться, в чём же дело?
«Я не привык спать в кандалах. И потом, тут такой мерзкий холод… Если я лягу на этот пол и усну, боюсь, ты лишишься своего подопечного»
«Ты накопил немало маны, мой подопечный. И вполне можешь потратить немного на этого тупорылого стражника, чтобы улучшить условия своего содержания»
«Точно. Чего же ты раньше молчала? Я бы сразу потребовал разместить меня не в этой поганой норе, а в кабинете его преосвященства»
«Осторожно, не переборщи. Они не должны почувствовать опасность, а чутьё на опасность у них весьма и весьма… Как у всех мерзавцев и катов, кстати»
Факел на стене затрещал и погас, тьма, доселе метавшаяся по углам, одним прыжком затопила подвал. Хоть глаз выколи…
Первей сосредоточился, привычно вызывая дрожь в теле. Вообще-то дистанционная бессловесная суггестия ему почти не удавалась, но он упорно тренировался всё последнее время, так что можно попробовать…
