И он единственный из четверых не заметил Томассо, проехавшего мимо на своей лошади со связанными руками и ногами.
— Нам лучше проверить охотничий домик, — предложил Баэрд, хорошее настроение которого быстро улетучилось. — А потом, по-моему, нам придется поторопиться. Сын Сандре назовет тебя и мальчика.
— Лучше сначала поговорим о мальчике, — сказала Катриана таким тоном, что Дэвин вдруг с легкостью вспомнил о своем гневе.
— О мальчике? — переспросил он, поднимая брови. — Мне кажется, я доказал тебе обратное. — Он холодно уставился на нее и был вознагражден, увидев, как она вспыхнула и отвернулась.
Но торжествовал он недолго.
— Это непорядочно, Дэвин, — сказал Алессан. — Я надеюсь больше никогда не слышать от тебя подобного тона. Сегодня утром Катриана совершила поступок, идущий совершенно вразрез с ее характером. Если у тебя хватило ума прийти сюда, то должно хватить и на то, чтобы понять, почему она это сделала. Мог бы забыть о собственной гордости хотя бы на то время и подумать о ее чувствах.
Это было сказано мягко, но Дэвину показалось, что он получил удар кулаком в живот. Он с трудом глотнул и перевел взгляд с Алессана на Катриану, но ее взгляд был прикован к звездам, сияющим далеко и высоко в небе над ними. В конце концов, пристыженный, он уставился на темную лесную почву. Он снова чувствовал себя четырнадцатилетним мальчишкой.
— Я не стану благодарить тебя за это, Алессан, — услышал он холодный голос Катрианы. — Я сама умею за себя постоять. Ты это знаешь.
— Не говоря уже о том, — небрежно прибавил Баэрд, — что совершенно неуместно делать выговор любому из живых существ за то, что у него слишком много гордости.
Алессан предпочел проигнорировать его замечание. Катриане он сказал:
— Яркая звезда Эанны, ты думаешь, я не знаю, как ты умеешь сражаться? Но это другое. То, что произошло сегодня утром, не должно иметь значения. Я не могу допустить, чтобы это стало поводом для битв между тобой и Дэвином, если он станет одним из нас.
— Если он что? — Катриана быстро повернулась к нему. — Ты сошел с ума? Это из-за музыки? Потому, что он умеет петь? Почему пришелец из Азоли…
— Успокойся! — резко прервал ее Алессан.
Катриана тут же замолчала. Не зная, куда девать глаза и что думать, Дэвин продолжал притворяться крайне заинтересованным лесной подстилкой под ногами. Его мысли и чувства кружились в вихре смятения.
Алессан снова заговорил, уже мягче:
— Катриана, в том, что случилось сегодня утром, его вины тоже нет. Ты не должна так думать. Ты сделала то, что считала себя обязанной сделать, и не добилась успеха. Его нельзя винить или проклинать за то, что он последовал за тобой в полном неведении. Если хочешь, проклинай меня за то, что я его не остановил, когда он выходил из комнаты. Я мог это сделать.
— Так почему же не сделал? — спросил Баэрд.
Дэвин вспомнил, как Алессан смотрел на него, когда он остановился под аркой той двери, которая казалась ему тогда вратами в землю мечты.
— Да, почему? — смущенно спросил он, поднимая глаза. — Почему позволил мне пойти за ней?
Лунный свет был теперь чисто голубым. Видомни ушла на запад, за вершины деревьев. Только Иларион стояла над головой среди звезд, и в ее сиянии ночь выглядела странно. «Свет призрака» — так говорил деревенский люд, когда голубая луна в одиночестве плыла по небу.
Алессану луна светила в спину, поэтому глаз его не было видно. Несколько мгновений слышны были лишь ночные звуки леса: шелест листьев на ветру, шорох травы, сухое потрескивание лесной подстилки, быстрое хлопанье крыльев в ветвях соседнего дерева. Где-то к северу от них закричал мелкий зверек, а другой отозвался.
Алессан ответил:
— Потому что я знаю ту мелодию, которой его научил в детстве отец, и знаю, кто его отец, и он не из Азоли. Катриана, дорогая моя, дело не только в музыке, что бы ты ни думала о моих слабостях. Он — один из нас, дорогая. Баэрд, испытай его.
На сознательном, рациональном уровне Дэвин почти ничего из сказанного не понял. Тем не менее, пока Алессан говорил, его охватывал холод. На него стремительно налетело ощущение, как хищная птица налетает на жертву, что он достиг конца того пути, куда привели его Врата Мориан, здесь, в сумраке этого леса, залитого светом прибывающей голубой луны.
Когда же он обернулся к Баэрду и увидел его потрясенное лицо, ему не стало легче. Даже при все искажающем свете луны было видно, как сильно побледнел Баэрд.
— Алессан… — начал было Баэрд охрипшим голосом.
— Ты мне дороже всех, живущих в этом мире, — сказал Алессан, спокойно и серьезно. — Ты мне больше, чем брат. Я ни за что на свете не причинил бы тебе боли, особенно такой. Никогда. Я не задам вопроса, пока не буду уверен. Испытай его, Баэрд.
Но Баэрд все еще колебался, от чего тревога Дэвина только усилилась; он все меньше понимал, что происходит. Правда, было ясно, что для других все происходящее имело огромное значение.
Долгое мгновение никто не шевелился. Наконец Баэрд, осторожно ступая, словно изо всех сил стараясь сохранить самообладание, взял Дэвина за локоть и отвел его на десяток шагов в глубину леса, к маленькой прогалине среди деревьев.
Он аккуратно опустился на землю, скрестив ноги. После секундного колебания Дэвин сделал то же самое. Ему ничего не оставалось, как только следовать по указанному ему пути, и он понятия не имел, куда этот путь ведет. «Не на той дороге, по которой я иду», — вспомнил он слова Катрианы, сказанные во дворце сегодня утром. Он сжал ладони, чтобы не дрожали руки; его окутывал холод, не имеющий отношения к ночной прохладе.
Он слышал, что Алессан и Катриана идут следом за ними, но не оглянулся. В данный момент важнее всего было то огромное, что бы это ни было, что возникало в глазах Баэрда. Светловолосый мужчина до этого мгновения казался таким уверенным в себе и вдруг, как это ни абсурдно, стал страшно уязвимым. Человеком, которого можно погубить с пугающей легкостью. Внезапно, во второй раз за этот долгий день, Дэвин почувствовал, что входит в страну грез, оставив позади простые, четкие границы дневного мира.
И в этом настроении, в голубом свете Иларион, он услышал, как Баэрд начал свой рассказ. В тот первый раз он услышал его как волшебное заклинание, которое было соткано из слов, взятых из провалов в пространстве его детства. В конечном счете так оно и было.
— В тот год, когда Альберико захватил Астибар, — говорил Баэрд, — пока провинции Тригия и Чертандо готовились бороться с ним каждая в одиночку, перед падением Феррата, Брандин, король Играта, напал на полуостров с запада. Он привел свой флот в Большую гавань Кьяры и захватил остров. Захватил без труда, так как Великий герцог убил себя, увидев, как много кораблей приплыло из Играта. Это, я думаю, тебе известно.
