Проект Раму понравился: «Одобряю, круто берешь». При этом Рам нисколько не удивился – я думаю, потому, что траектория воли мога часто пересекает подобные перекрестки.
Однако странный состав завета объясняется не только пригодностью иррациональной выборки для воплощения причудливого завитка воли. Дело в том, что даже самые непритязательные запреты, если они оформлены в виде обязательства, становятся для немогов тяжелы. Я припоминаю несколько случаев, когда немог утрачивал санкцию из-за сущего пустяка, вроде появления «зеленого» в одежде.
Вообще практика санкций может с успехом выполнять роль экспериментального человековедения. Любопытно (и поучительно) наблюдать, как культурные и культовые установления, имеющие многовековую историю, вновь возникают, будто впервые, в отношениях между носителем санкции и могом-покровителем. Постепенно, как бы сама собой вырабатывается детальная практика культа – избранник, демонстрируя силу, привлекает новых адептов – или, что бывает реже, глубоко утаивает источник силы даже от самых близких. Что касается могов, заключивших завет, то, вероятно, первый вариант для них предпочтительнее, но есть любители и второго; Лагута даже включал в завет условие сохранить откровение в тайне.
Тем более, что искушения для немога возникают в обоих случаях. Извлечение личной выгоды, разного рода моральных процентов на дарованную благодать, разумеется, не может пресекаться покровителем, поскольку везение, удача, вообще успех в любой избранной деятельности как раз и является практическим следствием избранничества, он непосредственно вытекает из дарования санкции. Какая-либо реакция на моральный кодекс своего избранника абсолютно нехарактерна для мога. Действительно опасным искушением в этом случае является гордыня: слишком велик соблазн заявить: «Я и отец мой небесный едино суть». Немог, пользующийся силой, привыкает к почти даровому источнику; ему начинает казаться, что можно обойтись своими силами и вот, в неуемной гордыне, немог нарушает завет – и, естественно, лишается санкции.
Другое искушение, или грех, ведущий к утрате милости, чаще сопутствует тайному культу. Удивительно, как легко внедряется в психику немога комплекс «золотой рыбки» – синдром непрерывного возрастания хотений. А мог не в состоянии везти подопечного непрерывно – случаются паузы, порой длинные. Словом, немог начинает роптать на того, с кем заключил завет. А если немог возроптал, то это уже достаточное условие для снятия санкции.
По логике вещей, было бы естественно считать снятие санкции необратимым – по большей части так оно и есть. Но мне известны и случаи прощения, свидетельствующие – как это еще назвать – о простой человеческой слабости мога... Избранник Фаня, успешно чумаковавший и даже удостоившийся внимания прессы, впал в гордыню и утратил санкцию. Бедолага ужасно переживал, но не смирился: чуть ли не каждый день он ходил на места явлений, возжигал ароматные палочки и по сто раз повторял одно и то же шизофреническое заклинание: «Нет бога, кроме мога, я пророк твой, Фань, Фань!» – и добился своего! Фань простил нечестивца и вернул ему благодать, возобновив заветную санкцию.
Кому принадлежит термин – неизвестно; сама же идея принадлежит Гелику. На последнем, IV конгрессе могов, специально созванном для этой цели, Белый Танец был признан «официальной эсхатологией» могуществ – с этого момента все могущества так или иначе работают над идеей Белого Танца. Быть может, выход в свет данных записок совпадет с генеральной репетицией Белого Танца.
Поскольку Белый Танец является разовым действом, понятно, что воочию видеть его я не мог (в отличие от других фрагментов практики). Однако суть его достаточно проста; технически, Белый Танец слагается, как из кубиков, из других элементов практики могов.
«Ядром» Белого Танца выступает Большая Ката – если растянуть ее во времени и задействовать совокупные силы всех могуществ: «построить и запустить ускоритель» (Гелик). Свидетелем (и, в сущности, даже участником) Большой Каты мне приходилось быть; это, бесспорно, производит впечатление.
Действие имело место год назад и проводилось под Зеленогорском, близ поселка Рощино. Устраивалась большая ката совместно Василеостровским и Сосновополянским Могуществами, «дирижировал» сам Гелик.
В результате «половецких плясок» было переломано множество деревьев, окружавших лесную поляну, на три градуса понизилась локальная температура (что я и зарегистрировал вместе с опекавшим меня Зильбером), поднялся ветер и, наконец, пошел дождь. То есть была произведена небольшая природная катастрофа местного значения. Иными словами, моги применили, причем в высшей степени эффектно и эффективно, древнюю позабытую технологию вызывания дождя (помнится, Мангул предлагал одеться во что-нибудь этнографическое для пущего кайфа, но Гелик предложение отклонил).
Следующая Большая Ката, с привлечением еще двух могуществ, прошла совсем недавно, в Воронежской области. Прошла без моего участия – из-за несовершенства ТБ, как заявил Рам. В Воронеж притащили куда больше разных приборов, целую походную лабораторию. В том числе и сейсмограф, который показал отклонение на несколько баллов по шкале Рихтера. Т.е. моги станцевали-таки землетрясение, о чем мечтал Гелик, как я помню, еще пару лет назад.
Большая Ката является моделью Белого Танца приметно в том же смысле, в каком лабораторно-компьютерные испытания служат моделью настоящего ядерного взрыва. Задача модели – в «домашних» условиях дать представление о том, чего она модель. Основные элементарные составляющие уже описаны вкратце в этих записках – ката, СП, объединение индивидуальных практик в единый ускоритель-усилитель, примерно как в игре в выбивалочку, но, разумеется, совершенно в иных масштабах. Машина, которая получается в результате сборки и последующей регулировки отдельных узлов и систем, не только в принципе работоспособна, но и прекрасно работает, производя конечную продукцию, а именно – катаклизмы. Понятно, что здесь, так же как и в случае других машин, внешний вид устройства – пританцовывающие в едином ритме фигуры, ничего не говорит о производимом на машине изделии – ведь и машина, изготовляющая зефир в шоколаде, вовсе не должна быть сладкой... В таком, квази-механическом смысле, супер-ускоритель есть тело Белого Танца. Или, если угодно, устланная перламутром раковина, в которой вызревает жемчужина Катастрофы.
Белый Танец, как и индивидуальная ката, исчисляет линии скрытого напряжения мира и наносит по ним удар. Высвобождаемые, реактивные выбросы энергии отводятся к возникающим (тоже высвобождаемым, но, как правило, в другом месте) «слабинкам», что позволяет делать разгон, т.е. выстраивать разрушения по нарастающей, инициировать собственно катастрофу, катаклизм как таковой. Как я понимаю, с расширением контура катастрофы число слабинок стремительно нарастает – при том что интервал переброса высвобождаемой энергии разрушения очень мал, и одному могу не по силам осуществить «скоросшивание» фрагментарных разрушений в единство Апокалипсиса; это не под силу даже отдельно взятому могуществу. Танцевать Белый Танец должны все моги вместе взятые, только тогда блеск жемчужины может затмить сияние мира и погрузить его во тьму.
