Мне хотелось прояснить эти вопросы, именно поэтому я и заперлась в ванной Жан-Клода с мобильником, пытаясь дозвониться до Эдуарда.
Я повторно набрала номер, и уже почти отчаялась услышать ответ, когда в телефоне послышался щелчок. Голос в трубке был очень сонным. На секунду мне показалось, что это Эдуард, поэтому я позвала:
- Эдуард?
- Анита, это ты? - голос зазвучал отчетливей. Он был мужским, но принадлежал явно не Эдуарду. Черт.
Эдуард был обручен со вдовой, воспитывавшей двоих детей. В последнее время, чтобы наверняка застать Эдуарда, я звонила домой не ему, а Донне. Официально они не жили вместе, но у нее Эдуард проводил больше времени, чем у себя.
- Извини, Питер, я забыла о разнице во времени.
Послышалось шевеление, как будто он перекатился и втянул трубку к себе под одеяло.
- Все нормально. Что стряслось? - весь последний год у него ломался голос, и, наконец, оформился в низкий бас, от которого я до сих пор иногда вздрагивала.
- Мне просто нужно поговорить с Тедом, - сказала я в смутной надежде, что Питер не расслышал со сна, что я назвала другое имя.
- Все в порядке, Анита, - сказал он с ленивым сонным смешком. - Я в курсе, кто такой Эдуард, но тебе повезло, что трубку снял я. Маман или Бекка стали бы задавать вопросы.
Я в первый раз слышала, чтобы кто-то из новой семьи Эдуарда знал о его тайной личности. Я пока не уверена, как отношусь к тому, чтобы Питер или кто-то другой об этом знал. Они знали о том, чем он занимался, во всяком случае, официальную версию, но кто такой на самом деле Эдуард, им было неизвестно. Во всяком случае, я так думала до этого момента.
Я бросила взгляд на наручные часы, которые сейчас были на мне вместе с халатом. Быстро подсчитала в уме и спросила:
- Разве тебе еще не пора собираться на карате?
- В додзе сейчас ремонт, - ответил он.
Еще я хотела было спросить, как телефон оказался у него в комнате, но передумала - в конце концов, он мне не сын. Будь это так, получилось бы, что я родила его в шестнадцать, а ведь это слишком юный возраст, чтобы заводить детей, разве нет?
- В прошлую субботу я занял первое место в соревнованиях по карате, - похвастался Питер.
- Поздравляю, - ответила на это я.
- Это, конечно, не настоящий бой, не так, как у вас с Эдуардом, но все равно классно.
- Я никогда не занимала первых мест в соревнованиях, Питер. Ты молодец.
- Но у тебя же черный пояс по дзюдо, да?
- Ага.
- И ты занимаешься еще несколькими видами единоборств?
- Да, но…
- Соревнования - это детский лепет, уж я-то знаю. Но Эдуард говорит, что я должен сначала подрасти, пойти служить в армию. Только потом он возьмет меня в настоящее дело.
Мне совсем не понравилось то, что я услышала.
- То есть, дождаться восемнадцатилетия.
- Точно, - тяжко вздохнул он, - еще два года.
Он так произнес «два года», словно это была вечность. Наверное, в шестнадцать так оно и представляется.
Мне хотелось сказать ему, что можно жить по-другому, чтобы в жизни не было места дракам, оружию и насилию. Хотелось попросить, чтобы он не следовал по стопам своего почти приемного отца, но я не смогла. Не мне его учить; да и не стал бы он меня слушать. Я вертелась в том же бизнесе, что и его «папаша», и тоже была из крутых ребят.
- Тед дома? - только и спросила я.
- Анита, - укоризненно произнес он. - Я знаю его настоящее имя.
- Да, но ты был прав - мне не стоит упоминать имя Эдуарда, когда я звоню по этому номеру. Только «Тед», особенно если я не уверена, с кем говорю. Так что я стараюсь к этому привыкнуть.
Питер снова хохотнул, хотя я не видела ничего смешного в вышесказанном.
- Тед дома, - сказал он, и снова послышались звуки шевеления. Наверное, он повернулся, чтобы взглянуть на часы. - Сейчас восемь. Мы не ходим в школу в такую рань, так что маман с Тедом, скорее всего, еще спят.
- Я не планировала звонить в такую рань, - сказала я. - Перезвоню позже.
- Что случилось, Анита? - спросил Питер серьезным голосом. - Ты сильно напряжена.
Вот здорово, я настолько не контролирую свой голос, что не могу провести даже подростка. К тому же, я только что осознала, что собираюсь не просто позвать Эдуарда на охоту за монстрами, а попросить его оставить семью, чтобы охотиться на них. Раньше Эдуард жил только для того, чтобы выслеживать и убивать всяких чудищ, испытывая на них свою силу и сноровку. Он жил, чтобы быть лучше, сильнее, быстрее и опаснее тех, за кем охотился. А потом он встретил Донну, и у него появились другие причины жить. Я сильно сомневаюсь в том, что он когда-нибудь поведет ее к алтарю, но он стал настоящим отцом для ее детей и мужем для нее. Первого супруга Донны убил волк-оборотень. Восьмилетний Питер подобрал выроненный отцом пистолет и прикончил раненого волка-оборотня. Он спас свою семью, но тело его отца так и осталось изломанной кучей лежать на полу. В некотором смысле, Эдуард хорошо вписался в эту семью. И боже мой, - он забирал Бекку из балетного класса. Но… что если из-за меня он погибнет? Что если он погибнет, и Питер с Беккой снова потеряют отца только потому, что я не смогла самостоятельно справиться со своими проблемами?
- Анита, - позвал Питер. - Анита, ты еще здесь?
- Да, да, Питер, я слышу.
- У тебя странный голос, похоже, ты напугана.
Иногда Питер бывал чересчур догадлив, чтобы чувствовать себя с ним уютно.
- Я просто… - черт, что бы такого сказать, чтобы исправить положение? - Не надо будить Эдуарда, пускай спит.
- Что-то не так, я же слышу по твоему голосу. Ты позвонила, потому что у тебя неприятности. Я ведь прав, верно?
- Нет у меня никаких неприятностей, - возразила я и мысленно добавила: «Пока нет».
На другом конце линии на мгновение воцарилась тишина.
- Ты врешь, - обвиняющим тоном произнес он чуть позже.
- Черт, мне нечего добавить по этому поводу, - сказала я, стараясь выразить голосом всю степень своего негодования. Я не врала, то есть не совсем врала: я просто искажала правду. Ну, ладно, искажала довольно-таки изрядно, но все же это не было стопроцентной ложью.
- Честно? Дай мне свое честное слово, - серьезно сказал Питер, - что ты позвонила Эдуарду не для того, чтобы попросить помочь справиться с очередными злобными чудищами.
Черт.
- Ты хоть понимаешь, какая ты сейчас заноза в заднице? - с досадой буркнула я.
- Мне шестнадцать. Маман говорит, что быть занозой в заднице для меня сейчас норма. Дай мне слово, что ты не соврала, и я, так и быть, тебе поверю. Дай мне слово - и я поверю чему угодно, а потом повешу трубку, и ты останешься один на один со своими несуществующими неприятностями.
