– Скажи, – спросил Тирион, прихлебывая из чаши, – какое вообще дело магистру Пентоса до того, кто носит вестеросскую корону? В чём выгода от этой затеи, милорд?
Толстяк слизнул жир с губ.
– Я старый человек, уставший от этого мира и его подлостей. Неужели так странно, что прежде, чем придет мой срок, я хочу сделать доброе дело – вернуть милой юной девочке то, что принадлежит ей по праву рождения?
«Ага, а потом ты предложишь мне волшебные доспехи и дворец в Валирии».
– Если Дейенерис всего лишь милая юная девочка, Железный Трон порежет её на милые крохотные кусочки.
– Не бойся, мой маленький друг, в её жилах течет кровь Эйегона-Дракона.
«И, кроме того, кровь Эйегона Недостойного, Мейегора Жестокого и Бейелора Околпаченного».
– Расскажи мне о ней.
Толстяк погрузился в раздумья.
– Когда Дейенерис впервые попала в мой дом, она была почти ребенком. При этом она была красивее даже моей второй жены – так пленительна, что меня самого одолевало искушение завладеть ей. Желание страшное и потаённое – я знал, что совокупление с ней не принесет мне добра, так что я вместо этого вызвал к себе наложницу и яростно совокуплялся с ней, пока безумие не прошло само собой. Честно говоря, не думал, что Дейенерис выживет среди конных владык.
– Но это не помешало тебе продать её кхалу Дрого.
– Дотракийцы ничего не покупают и ничего не продают. Скажем так, её брат Визерис подарил её Дрого, чтобы завоевать дружбу кхала. Тщеславный молодой человек, и жадный к тому же. Визерис не только страстно желал вернуть трон своего отца, но и получить Дейенерис, и крайне неохотно уступил её другому. В ночь накануне свадьбы он попытался прокрасться в её постель, заявив, что если ему не достанется её рука, он завладеет хотя бы её девичеством. Если бы я из предосторожности не поставил у дверей стражу, Визерис одним махом разрушил бы планы, вынашиваемые годами.
–Как видно, это был тот ещё дуралей.
– Что ж, Визерис был сыном Безумного Короля. Дейенерис же... Дейенерис – совсем другое дело, – толстяк сунул в рот жареного жаворонка и шумно стал его жевать, хрустя косточками. – Напуганное дитя, нашедшее приют в моем доме, умерло в Дотракийском море, и возродилось в огне и крови. Теперь это имя носит драконья королева, истинная Таргариен. Когда я послал за ней корабли, чтобы привезти домой, она отправилась к Заливу Работорговцев. За самое короткое время она захватила Астапор, поставила Юнкай на колени и разграбила Миэрин. Если она двинется на запад по старым валирийским дорогами, следующим будет Мантарис. Если морем... значит, её флот должен будет пополнить запасы воды и провизии в Волантисе.
– Что по суше, что по морю – от Миэрина до Волантиса долгий путь, – заметил Тирион.
– Пятьсот пятьдесят лиг – это для дракона по прямой. Через пустыни, горы, болота, облюбованные демонами руины. Многие погибнут по дороге, но те, кто выживут, станут сильнее к тому времени, когда выйдут к Волантису... а вот там их должны ждать вы с Грифом вместе с подкреплениями и флотом, чтобы переправить за море в Вестерос.
Тирион постарался припомнить всё, что он знал о Волантисе – самом древнем и гордом из Девяти Вольных Городов. Что-то здесь было нечисто, и хоть у Тириона и осталось только полноса, он учуял подвох.
– Говорят, что в Волантисе на одного свободного приходится пятеро рабов. С чего бы это триархам помогать королеве, расстроившей им работорговлю? – он нацелил палец на Иллирио. – Собственно говоря, зачем тебе ей помогать? В Пентосе рабство запрещено законом, но в этом деле у тебя самого рыльце в пушку, если не в перьях. И все-таки ты плетешь интриги в её пользу, а не против. Зачем? Что ты рассчитываешь получить от Дейенерис Таргариен?
– Что, опять? И настырный же ты коротышка, – Иллирио засмеялся и шлепнул себя по животу. – Ну как прикажешь. Король-Попрошайка поклялся, что назначит меня своим мастером над монетой и даст лордство к тому же. Как только он нацепил бы свою золотую корону, мне были бы предоставлены замки на выбор... даже Кастерли Рок, если бы я захотел.
Тирион хрюкнул, вино потекло у него из обрубка на месте носа.
– Слышал бы это мой отец.
– О, твоему лорду-отцу не о чем беспокоиться. На что мне какой-то утес? Мой дом достаточно велик, и уж точно покомфортнее, чем ваши вестеросские замки с их сквозняками. Вот мастер над монетой... – толстяк очистил очередное яйцо, – монеты я люблю. Разве есть на свете звук приятнее, чем звон золота?
«Вопли сестры».
– А ты уверен, что Дейенерис Таргариен сдержит слово, данное её братом?
– Может сдержать, а может и не сдержать, – Иллирио откусил половинку яйца. – Я же говорю тебе, мой маленький друг – не всё на свете делается ради корысти. Веришь, не веришь, но даже у толстых старых дурней вроде меня бывают друзья, которым я помогаю из чистой симпатии.
«Лжец, – подумал Тирион. – В этой затее ты надеешься выиграть что-то повесомее золота и замков».
– Да, нечасто в наши дни встретишь кого-то, кто ценит дружбу дороже золота.
– Чистая правда, – поддакнул толстяк, пропустив иронию мимо ушей.
– А как это вышло, что ты так сдружился с Пауком?
– Наше детство прошло вместе на улицах Пентоса.
– Варис же из Мира.
– Да, он был из Мира. Я встретил его вскоре после того, как он попал в Пентос, удрав из-под носа у работорговцев. Днём он спал в канализации, а по ночам шастал по крышам, как кот. Я был не богаче его – юный головорез в замаранных шелках, добывающий себе пропитание мечом. Возможно, ты заметил статую у моего пруда? Это я. Пито Маланон изваял её, когда мне было шестнадцать. Чудесная вещь, хотя сейчас у меня при виде её слёзы на глаза наворачиваются.
– Время не щадит никого – я вот тоже до сих пор оплакиваю свой нос. Но Варис...
– В Мире он был королем воров, пока кто-то из конкурентов не донёс на него властям. В Пентосе его выдавал акцент, а когда стало известно, что он евнух, его стали презирать и бить. Почему из всех возможных защитников он выбрал именно меня – понятия не имею, но мы заключили соглашение. Варис шпионил за ворами помельче и уводил их добычу. Я предлагал свою помощь их жертвам, обещая за вознаграждение вернуть их ценности. В скором времени весь город знал, что если у кого что-то пропало, надо обращаться ко мне, а за Варисом гонялись все до единого грабители и карманники: одна половина хотела перерезать ему глотку, другая – продать свою добычу. Мы оба разбогатели – и стали ещё богаче, когда Варис начал натаскивать своих мышек.
– В Королевской Гавани он держал птичек.
– Тогда мы называли их мышками. Воры постарше были глупы и озабочены лишь тем, чтобы превратить наворованное в вино. Варис предпочитал маленьких сирот – мальчиков и девочек. Он выбирал детей поменьше ростом, потише и половчее; учил их лазать по стенам и дымоходам. Ещё он обучил их читать. Мы оставили золото и драгоценности обычным ворам; вместо них наши мышки воровали письма, учётные книги, карты... со временем они стали читать их и оставлять на прежнем месте. «Тайны стоят дороже серебра и сапфиров», – говаривал Варис. Именно так. Я сделался таким важным человеком, что кузен самого пентосского принца выдал за меня свою незамужнюю дочь, а слухи о талантах евнуха пересекли море и достигли ушей некоего короля. Очень боязливого короля, который не доверял ни собственному сыну, ни супруге, ни своему деснице – другу детства, ставшему с годами горделивым и самоуверенным. Думаю, продолжение этой истории ты знаешь и без меня, верно?
