— Хватит, — гневно бросила Петунья Хофмайер, забирая сына со двора. — И без того вон сколько вылакали.
— Не ворчи. Того и гляди, ведьмак вернется. Гостя попотчевать надобно.
— Когда вернется, тогда и принесу. Для него.
— Ну, скупа баба, — буркнул Хофмайер, но так, чтобы жена не услышала. — Прям как свояченица Бибервельтиха из Почечуева Лога. Все до одного там скряга на скряге и скрягой погоняют… А ведьмака что-то долго не видать. Как пошел на пруды, так и пропал. Странный человек. Видел, как вчера вечером на девочек глядел, на Цинию и Тангеринку, когда они во дворе играли? Странные у него были глаза. А теперь… Не могу отделаться от ощущения, что он пошел, чтобы побыть одному. Да и у меня гостит только потому, что моя ферма в стороне, вдали от других. Ты его лучше знаешь, Лютик, скажи…
— Знаю? Его-то? — Поэт прихлопнул комара на шее, потренькал на лютне, всматриваясь в черные силуэты верб над прудом. — Нет, Бернье. Не знаю. Думаю, никто его не знает. Но с ним явно что-то творится. Зачем он сюда приехал, в Хирунд? Чтоб поближе к Танедду? А когда вчера я предложил ему вместе проехаться в Горс Велен, откуда Танедд видно, он тут же отказался. Что его здесь держит? Может, вы сделали какое-нибудь выгодное предложение?
— Где там, — буркнул низушек. — Честно говоря, я вообще не верю, чтобы тут какое-никакое чудовище объявилось. Того паренька, что в пруду утоп, могли спазмы схватить. А все сразу в крик: мол, это дело рук топляка или кикиморы, и, дескать, надобно ведьмака призвать… А уж деньги-то ему такие никчемные пообещали, стыдобища да и только. А он что? Три ночи по дамбам да прудам лазает, днем или спит, или сидит молча, копна копной, на детишек смотрит, на дом… Странно, я бы сказал — необыкновенно.
— И правильно бы сказал.
Сверкнула молния, осветив двор и постройки фермы. На мгновение глянули белым развалины эльфьего особнячка в конце дамбы. Через несколько секунд над садами прокатилась волна грома. Сорвался нежданный ветер, деревья и камыши над прудом зашумели и пригнулись, зеркало воды подернулось рябью и стало матовым, ощетинились вставшие торчком листья кувшинок.
— Все ж таки буря к нам идет, — глянул на небо фермер. — Может, магики чарами отогнали от острова? Их на Танедд съехалось больше двух сотен… Как думаешь, Лютик, о чем они там будут совещаться, на своем Сборе? Выйдет из того что-нибудь путное?
— Для нас? Сомневаюсь. — Трубадур провел большим пальцем по струнам лютни. — Их сборы — обычно показ мод, сплетни, повод для поклепов и внутренних разборок. Споры — распространять магию или, наоборот, предоставить элите. Склоки между теми, кто королям служит, и теми, кто предпочитает на королей давить, но при этом как бы оставаться в тени.
— Ох, — вздохнул Бернье Хофмайер, — что-то мне думается, во время ихнего Сбора будет на Танедде постоянно сверкать и греметь не хуже, чем во время бури.
— Возможно. А нам-то какое дело?
— Тебе — никакого, — грустно проговорил низушек. — Потому как ты только и знаешь, что на лютне бренчать да песенки распевать. Глядишь на окружающий тебя мир, а видишь одни стихи да ноты. А у нас тут за последнюю неделю конники дважды капусту и репу копытами пропахали. Армия гоняется за «белками», «белки» крутятся и удирают, а и тем и другим дорога не иначе как через нашу капусту выпадает…
— Не время жалеть капусту, когда лес горит, — проговорил поэт.
— Ты, Лютик, — Бернье Хофмайер искоса глянул на него, — как чего скажешь, так неизвестно, плакать ли, смеяться ли или дать тебе под зад. Я серьезно говорю! И скажу тебе, паршивые времена пришли. На большаках колья, шибеницы, на полянах и по просекам — трупы, мать их. Эти края, пожалуй, так выглядели во времена Фальки. Ну и как тут жить? Днем заявляются люди короля и шумят, что за помощь «белкам» возьмут нас на дыбы. А ночью врываются эльфы, и попробуй откажи им в помощи! Они сразу же весьма поэтично обещают показать нам, как ночь обретает красное обличье. Такие, понимаешь, поэтичные, сукины дети, что выблевать невозможно. Так нас и взяли, как говорится, меж двух жерновов…
— Рассчитываешь на то, что чародейский Сбор что-то изменит?
— Ну да, рассчитываю. Ты сам сказал, что среди магиков два лагеря борются. Прежде уже бывало, что чародеи королей сдерживали, клали конец войнам и волнениям. Ведь именно магики мир заключили с Нильфгаардом три года тому. Так, может, и теперь…
Бернье Хофмайер замолчал, прислушался. Лютик ладонью приглушил звучащие струны.
Из мрака на дамбе показался медленно бредущий ведьмак. Снова сверкнула молния. Когда загрохотало, ведьмак был уже рядом, во дворе.
— Ну и как, Геральт? — спросил Лютик, чтобы прервать неловкое молчание. — Выследил уродину?
— Нет. Сегодня ночь неподходящая. Неспокойная ночь. Неспокойная… Устал я, Лютик.
— Сядь, передохни.
— Я не о том.
— Верно, — буркнул низушек, глядя в небо и прислушиваясь. — Неспокойная ночь, что-то недоброе в воздухе висит… Животные маются в хлеве… А в ветре слышны крики…
— Дикий Гон, — тихо сказал ведьмак. — Замкните как следует ставни, господин Хофмайер.
— Дикий Гон? — изумился Бернье. — Призраки?
— Не бойтесь. Они пройдут высоко. Летом Гон всегда проходит высоко. Гон опасен во время зимней бури, особенно — путникам на перекрестке дорог. Но дети могут проснуться. Гон несет с собой ночные кошмары. Лучше закрыть ставни.
— Дикий Гон, — проговорил Лютик, беспокойно зыркая наверх, — к войне.
— Глупости и преувеличение.
— Нет! Незадолго до нильфгаардского нападения на Цинтру…
— Тише! — Ведьмак жестом прервал его, резко выпрямился, уставившись в темень.
— Что слу…
— Конники.
— Дьявольщина, — прошипел Хофмайер, соскакивая со скамьи. — Ночью могут быть только скоя’таэли. Опять капусту…
— Один конь, — прервал его ведьмак, поднимая со скамьи меч. — Один живой конь. Остальные — призраки из Гона… Черт возьми… Невероятно… Летом?
Лютик тоже вскочил, но убегать постыдился, потому что ни Геральт, ни Бернье бежать не собирались. Ведьмак выхватил меч из ножен и бросился в сторону дамбы, низушек, не раздумывая, поспешил за ним, вооружившись вилами. Опять сверкнуло, на дамбе появился мчащийся галопом конь. А за конем следовало нечто неопределенное, нечто сотканное из мрака и отсвета, какой-то клуб, вихрь, мираж. Что-то, вызывающее панический страх, отвращение, ужас, проникающий до мозга костей.
Ведьмак крикнул, поднимая меч. Наездник заметил его, пришпорил коня, оглянулся. Ведьмак крикнул еще раз. Громыхнул гром.
Сверкнуло, но теперь это была не молния. Лютик повалился на колени рядом со скамьей и подлез бы под нее, не будь скамья слишком низкой. Бернье уронил вилы. Петунья Хофмайер, выбежавшая из дома, крикнула.
